Только в “Туапсинских вестях”!
Мы установили, с чего, точнее, с кого начиналась медицина в нашем городе. Перед вами, в буквальном смысле, первый врач в Туапсе – Сергей Михайлович Богословский. Журналистское расследование не было простым и привело в итоге в Москву к правнучке доктора и семейному архиву Богословских.

На фото: Сергей Богословский с сыновьями Сашей и Мишей, Олимпиада Александровна, супруга (стоит в центре).

Для меня это имя в истории родного города впервые было открыто на встрече историков, краеведов и археологов в историко-краеведческом музее им. Н.Г.Полетаева. Встреча посвящалась нашему туапсинскому первопроходцу по лабиринтам времени Мадину Тешеву. Но, как это часто бывает, по-настоящему увлеченные, находящиеся в поиске люди всегда выходят за обозначенные грани тем, времени, бытия. Вот так и на этот раз, рассказывая о продолжении изучения археологического наследия Тешева, действительный член Русского географического общества, зав. кафедрой Декоративно-прикладного искусства и дизайна Международного инновационного университета г.Сочи Андрей Кизилов поделился очень интересными материалами о семье первого туапсинского (и даже черноморского) врача Сергея Михайловича Богословского. А поскольку многие из приведенных фактов ранее нигде не звучали, то сообщение Кизилова можно было смело назвать сенсацией!

Думая провести собственное историческое расследование, я обратилась к современному волшебному «серебряному блюдечку с золотым яблочком», то бишь интернету. Увы, о выдающейся личности в истории российской медицины было лишь несколько скупых строк: « Руководитель отдела статистики народного здравия Центрального статистического управления СССР (1918). Автор многих работ по вопросам изучения состояния здоровья и санитарных условий фабрично-заводских рабочих и кустарей. Разработал методы изучения профессиональной заболеваемости. Богословскому принадлежит перевод и редакция ряда руководств по профессиональной гигиене.
Похоронен на Новодевичьем кладбище г. Москвы, участок 3».

Да, негусто. И только уж собралась я расстроиться, как на электронную почту приходит письмо от давнего друга нашей газеты, автора многочисленных историко-краеведческих публикаций на туапсинскую тему, просто замечательного увлеченного человека Валерия Борисовича Калишева с… дневниками супруги Сергея Михайловича Богословского! Вот и не верь в то, что мысль материальна!

Связующая нить

«До 1897 года в Туапсе и Туапсинском округе не было ни одного врача. Первый окружной врач Сергей Михайлович Богословский был единственным врачом от Новороссийска до Сухуми, – читаю в присланной статье Валерия Калишева. – Врач, ученый в области медицинской статистики, родился 18 января 1870 года в Москве. В 1894 году закончил медицинский факультет Московского университета, затем работал в г.Туапсе (1896-1898 г.г.). После революции заведовал Санитарной статистикой Московской губернии, а с 1924 года – Бюро санитарной статистики Наркомздрава РСФСР; работал в Московском отделе здравоохранения (1927 г.). Получил известность как создатель отечественной статистики профессиональной заболеваемости».

Далее Валерий Борисович рассказывает о том, как на портале «Привет, Сочи» увидел интересную архивную информацию, которую разместил в своем журнале. И эффект получился потрясающий – откликнулась правнучка Сергей Михайловича – Екатерина. То есть та драгоценная ниточка, которая ведет нас к Истине по временному лабиринту, найдена!
Выяснились удивительные подробности жизни семьи Богословских в XIX-веке на Черноморском побережье, в частности, в городе Туапсе. Также жили они и в Сочи в начале ХХ века. Но, как пишет Валерий Калишев: «Разделять между собой эти события на Сочи и не Сочи не стоит. Это главы одной большой истории».

Екатерина сообщила, что её прадеды много раз бывали на Кавказе, на Сочинском побережье, в Туапсе… Одно время у Семена Михайловича даже свой дом там был, в Агое. Выяснилось, что Сергей Михайлович работал в Туапсе врачом, лечил местное население и босяков, которые ехали туда на заработки со всей России на освоение Черноморского побережья. Приехал он в Туапсе в 1896 году и в 1897 году занял должность окружного врача Туапсинского округа (тогда границы между Сочи и Туапсе были иные). Первая больница в Туапсе (та самая, наша городская больница – одно из старейших зданий в городе!) была организована им. Ему много помогал тогдашний городской голова Туапсе Александр Николаевич Кривенко. Из переписки выяснилось также, что Богословские были в дружеских отношениях с семьёй А.Н. Кривенко. Прадед, а потом и дед Екатерины бережно сохранили несколько акварельных рисунков – память о Кривенко Ивана Николаевича.

Да, эти акварели дорогого стоят! Ведь это – рукотворный артефакт от тех, кто стоял у самых истоков истории города Туапсе. Впрочем, и то, чем мы с благословения Валерия Борисовича Калишева поделимся с вами, дорогие читатели, тоже – на вес золота. Фактически, вы станете первыми, кто узнает о жизни первого туапсинского врача из дневниковых записей его супруги
Олимпиады Александровны Богословской. Собственно, эти записи о том, как и чем жила земля туапсинская 140 лет назад.

«Жду парохода…»

В 1896 году Сергей Михайловичу предложили место ординатора при Александровской больнице и одновременно его пригласили ехать в Туапсе лечить тамошнее население, преимущественно, состоявшее из греков. И он предпочел ехать в невиданный край Кавказа, там сделаться ординатором при больнице и заниматься частной практикой (как обычно делали врачи).

Его влекло туда, новое дело, он знал, что там не было врачей и население нуждалось в них. И его пребывание в Туапсе было яркой страницей – из всей пережитой им, богатой по содержанию его жизни.

Надо сказать, что жизнь его там, отрезанная от всего мира, была сплошным подвигом. Да, профессия врача всегда была связана с подвигом, потому что верные клятве Гиппократа, люди в белых халатах – всегда на передовой. Для них, рыцарей без страха и упрека, главным было – лечить людей, побеждать болезни, причем бескорыстно, по велению сердца и во имя науки. И, пожалуй, Сергей Богословский – один из ярких примеров великого самопожертвования истинного Врача.

Но вернемся в наш город 140-летней давности. Точнее, в те времена еще не было в Туапсе порта и пароходы не могли заходить в пристань, а сообщались с берегом лишь фелюгами, которые выезжали в хорошую погоду, а в бурю пароходы проходили мимо, и потому даже почта приходила 1-2 раза в неделю. Уже первые шаги Богословского не предвещали ничего доброго, так он сам писал с дороги:

«Сурово и грозно встретило меня море, бурливое и клокочущее, оно занесло меня на 300 верст южнее места назначения, в Сухум, и сижу я уже четвертый день без дела и жду парохода» . . .

(Сергей Михайлович и Олимпиада Александровна Богословские с сыном Михаилом в туапсинской квартире)

В эти годы Туапсе еще не было городом, а посадом, строений было мало и болотистая низменная местность с кое-где мелькавшими домиками-мазанками наводила уныние. По приезде в Туапсе Сергей Михайлович остановился в квартире аптекаря Фонберга, но уже на третий день он снял хорошую квартиру, окнами прямо на море, что и давало ему возможность любоваться и наслаждаться им – ведь в душе он был больший художником и поэтом, что нашло отражение в письмах ко мне: «Вид на море роскошный, оно то синее и тихо плещет, лаская и нежа слух, то вдруг нахмурится и яростно начнет биться о берег белогрудыми волнами».

Трудная задача – лечить босяков

Призван Богословский был лечить, собственно, греков, но когда он пожил и осмотрелся, то увидел, что главный контингент больных здесь не местное население, а приходящие сюда толпами рабочие, называемые здесь «босяками». Идут они на юг вереницей, манит их возможность найти хороший заработок, хорошую землю, чтобы совсем обосноваться, а приходят к пустому корыту. Прежде всего, негде остановиться; и вот на берегу моря тянутся палатки, наскоро сколоченные с земляным полом. Место малярийное и они мрут, как мухи. Картины ужасные: распухшие, синие ребята, взрослые с высокой температурой, почти, в бредовом состоянии.

Предстала перед Сергеем Михайловичем трудная задача – лечить «босяков». А само собой понятно, что лечить при таких условиях немыслимо, когда людям приходится спать под открытым небом на земле. Надо создать кров, где бы они могли в тепле и под крышей проводить время. Большим счастьем для Сергей Михайловича было то, что он встретил в Туапсе одного прекрасной души человека, доброго и отзывчивого, бывшего в то время там городским головой – Ивана Николаевича Кривенко. Он очень много помогал Сергею Михайловичу в его задаче – облегчить участь беднякам, ищущим работы.

На первых порах у него возникла мысль устроить «ночлежные дома», где бы они «босяки» могли найти крышу, горячую питье и пищу. Для всего этого, конечно, прежде всего, потребовались средства, и вот как раз в этот год (1896 год) решили строить мол…
Приехали инженеры, понадобились рабочие руки. Сергей Михайлович, не теряя времени, обратился к инженерам с просьбой прийти ему на помощь в этом деле. Получив согласие, он приступил к осуществлению своей цели, и быстро закипела работа; в каких-нибудь три-четыре месяца был и выстроены домики-мазанки.

Картина получилась очень отрадная: среди ровной зеленой равнины замелькали первые вечерние огоньки.
Интересно отметить то, что среди «босяков» Сергей Михайлович встречал людей и интеллигентных. Так, во время одного обхода больных он высказал мысль, что надо пригласить фельдшера, ибо трудно одному справляться, так как больные ото дня прибивали все большими и большими массами, шли не только «босяки», больные малярией, но приводили поселяне и местные жители. Тогда раздался рядом голос: «Да зачем вам фельдшера нанимать, я сам могу помочь вам: перевязки умею делать, и лекарства давать и нарывы вскрывать и прочее». Так говорит один из «босяков», попавший в этот ночлежный дом. После оказалось, что нашелся тут же один чтец, окончивший 5-ти классную прогимназию и, как говорил он, «не посчастливилось ему в жизни», он любил вечером почитать вслух. Были и другие «неудачники» – или спившиеся или от «горькой жизни» попавшие в «босяки».

Вскоре само собой оказалось, что эти ночлежные дома лишь полумера, что надо ставить вопрос о радикальном изменении условий, главным образом, в направлении борьбы с малярией.

В этом отношении еще ничего не было сделано, и малярия свирепствовала вовсю. При содействии того же городского головы Кривенко и члена государственного Совета Абазы, при котором и начались культурные работы по оздоровлению края и в частности Туапсе, Сергей Михайлович мог осуществлять свои большие проекты по улучшение жизни «отверженных, страждущих людей».

Как врач и гражданин

Глубоко порядочный, искренне любящий людей Богословский, безусловно, не мог оставаться в стороне и общественной жизни посада. Поэтому его мысли, его деятельность заходили далеко за пределы практики эскулапа. Вот что читаем мы об этом в дневниках супруги врача.

Даны были средства для осушки болотистых мест, всюду потянулись дренажи и большую равнину вдоль и поперек перерезали каналы. Работа подвигалась быстро, и по прошествии двух лет случаев заболеваний малярией стало значительно меньше. А деятельность Сергея Михайловича росла все шире и шире.

У него возник большой проект урегулировать беспорядочное движение рабочих на поиски работы, он мечтал устроить в Новороссийске бюро справок в наличии работы в том или другом пункте, чтобы рабочие знали наверняка, смогут ли они получить работу и тогда уже идти по указанному направлению. Но этому проекту не суждено было осуществиться – это требовало больших сил, а на пути стояли преграды формалистики и бюрократического отношения к делу.

Зато осуществился другой проект – устройства больницы, о которой Сергей Михайлович мечтал с самого начала своего пребывания, в Туапсе. До приезда Сергея Михайловича медицинская помощь населению этого края была сосредоточена в Туапсе в руках двух фельдшеров, невежественных грубых людей, руководящихся в своей деятельности исключительно денежными интересами; так как основным лекарством против малярии являлась тогда хина, то торговля ею была со стороны их обставлена немилосердной эксплуатацией больных.

Родительское наследство – на больницу в Туапсе

Продолжение истории жизни и работы в нашем городе Сергея Богословского лично меня тронуло до глубины души. А разве может оставить равнодушным то, что человек на становление местной медицины, фактически, на лечение «босяков» отдал все, что досталось ему по наследству от родителей?! Сейчас мы говорим о кризисе, о том, что у страны туго с финансами, взывая к совести не завышать непомерно цены на лекарства, не спекулировать на общем горе. Но разве полтора века назад было легче начинать с нуля? Просто были вот такие подвижники, истинные патриоты, как Сергей Богословский, не делившие жизнь на «свою и государственную».
«Они действовали заодно с бывшим там аптекарем Фонбергом: прописывали дорогие лекарства, непременно в пилюлях, а за все это бралась двойная и тройная плата. Читаем мы в дневниках Олимпиады Богословской»: Все это побуждало Сергея Михайловича, во что бы то стало приступить к осуществлению своей заветной мечты – устройству больницы.
Он ездил в Новороссийск, просил Абазу. Все, казалось, шли навстречу, соглашались, что больница нужна, но, увы, средств на нее не оказалось.

В это время Богословский имел небольшое количество денег, полученных от его родителей на устройство своей собственной жизни, и вот на эти-то средства он и решил открыть больницу. Снял квартиру, оборудовал ее под больничное попечение, пригласил двух помощников – «босяка» – фельдшера, о котором уже упоминалось, и выписал одну фельдшерицу, очень скромную, но работящую и добросовестную – Лидию Ивановну Соколову. С большим увлечением, главное, с глубоким сочувствием и любовью к заброшенным судьбою людям приступил Сергей Михайлович к своей работе. Нечего говорить, как потянулись к нему больные – шли «босяки», шли поселяне, шло местное население; главное, их подкупало его полное бескорыстие. Они были изумлены, что вместо 1рубля 60 копеек за коробочку хины, они получали ее в порошке за 20-30 копеек; и так со всеми лекарствами. На этой почве у него и разгорелась борьба с местными фельдшерами. Первое, о чем он просил аптекаря – не выдавать лекарства по их рецептам; само собой, деятельность их была дискредитирована, и больные все больше и больше стали обращаться непосредственно за помощью к Богословскому. И таким образом, был нанесен удар практике фельдшеров, и они решили обороняться. Написали донос губернатору в Новороссийск, что, дескать, явился какой-то неизвестный, без медицинского диплома и открыл больницу. Затем начали осаждать Богословского письмами, в которых грозили убить его. Местные жители предупреждали Сергея Михайловича, чтобы он был осторожен, так как нравы на Кавказе очень жестоки и суровы. Пришлось Богословскому обратиться к местным властям. Поехал он опять к губернатору в Новороссийск, узнать, как поступить, что делать.

– Знаете ли, что я Вам посоветую, – сказал губернатор, – собирайте Ваши пожитки, закрывайте больницу и удирайте по добру по здорову к себе в Москву.

Был издан приказ закрыть больницу. Больница просуществовала недолго, но память о Сергее Михайловиче, обо всей его деятельности – бескорыстности, полном самоотвержении и искреннем желании помочь как «босякам», так и всему населению – сталась у тамошних жителей надолго. Как врача его тоже оценили, и после его отъезда никого не хотели признавать, что и видно из дальнейшего».

(Олимпиада Александровна Богословская с Александрой предположительно с сестрой и сыном)

Заступничество Абазы

Вскоре после его отъезда из Туапсе Сергей Михайлович Богословский получил очень интересное письмо. Абазе, (члену государственного совета), когда он был в Сочи, некоторые из сочинцев рассказывали о деятельности Богословского, о больнице, о ее закрытии, и Абаза страшно удивился. Когда же он ехал на пароходе, вместе с ним ехал аптекарь Фонберг, который подтвердил рассказ сочинцев и сам много прибавил, как участник и очевидец. Абаза возмутился и все восклицал: «Так продолжаться не может».
По приезде на место, он отправился к Маламе (начальнику области) и так распек его «закрытие» и прочее, что окружные врачи пришли в смятение и волнение.

Когда же в 1897 году Туапсе из Посада сделался городом и решено было устроить больницу, обратились к местным жителям с вопросом, кого бы они хотели иметь у себя врачом. Они единогласно просили вернуть к ним Сергей Михайловича Богословского.

И вот на следующий год по приезде Сергея Михайловича из Туапсе в Москву, им получена была официальная бумага о предложении занять место врача во вновь открывавшейся больнице. Он недолго раздумывал. Он любил Кавказ всей душой; еще с юных лет он зачитывался Лермонтовым, мечтами уносился к замку Тамары, вдохновлялся ропотом бушующего, вечно живого Терека. А пробыв год в Туапсе, он так полюбил море, так сжился с ним, что его тянуло туда, не только как работника, но и как поэта.
Больницу решили открыть небольшую, сначала коек на десять, с тем, чтобы из года в год прибавлять число коек.

И вот Богословский снова за работой; в нее он ушел весь с головой. Надо было все делать самому: и оборудование проводить, и вести приглашение персонала, и прочее. Быстро пошла работа: покупались койки, посуда, медицинский инвентарь, лекарства, шкафы для медикаментов. А больные «посыпали» еще раньше оборудования больницы. Когда Богословский им говорил, что ему еще некуда их положить, то они не уходили и умоляли положить их хоть на полу. Так была остра нужда в больнице. И первое время, действительно, пришлось класть больных на пол…..Но вот больница оборудована, она на полном ходу.

Сергей Михайлович выписывает фельдшерицу, приглашает служащих, и работа идет вовсю. К тому же сказать, денег на оборудование не было отпущено, и его пришлось производить в кредит.

Выброшенных больных лечил в своей квартире

Продолжаем читать дневник жены туапсинского врача.

«Проходит месяц-другой, и на заявления Богословского, что кредиторы требуют денег, что необходимо уплатить по счетам, не получается никакого ответа. Пришлось опять расходовать свои. Наконец, приходит извещение, что на этот, то есть на 1897 год, забыли «включить в смету» деньги на больницу, а потому приказывается больницу закрыть, персонал распустить, больных выписать и т.д. до следующего года. «Что делать?» – в отчаянии повторял Сергей Михайлович, и послал запрос: «Как же быть с больными, у которых высокая температура или бредовое состояние, открытые раны, (получаемые в этом диком крае очень часто – из-за каких-нибудь 20 копеек любой, осетин мог пырнуть ножом). А что делать с аптекой, уже заполненной всевозможными медикаментами?» Пришел ответ: «Девайте куда хотите, хоть на улицу выбрасывайте»…..Была прислана некоторая сумма денег для ликвидации.
У Сергея Михайловича была в это время сравнительно хорошая квартира, с большой стеклянной галереей. И вот в этой галерее он и устроил амбулаторию. Поставил шкафы с медикаментами, стол, плетенную из тростника кушетку и несколько стульев; а больных, которые не могли, самостоятельно, двигаться, поместил к себе в кабинет для дальнейшего лечения. Что говорить, с какой любовью, с каким доверием шли больные к Богословскому – отказа у него никто не встречал. Молва о его бескорыстной работе, о его правильной диагностике и умении лечить, шла широкой волной по всей побережью Черного моря».

Любой ценой спасти человека

Он сделался настолько популярным, скажу больше – знаменитым, что к нему обращались за советом даже местные патроны, власть имущие землевладельцы. Но лечить этих последних для Сергея Михайловича было большим несчастьем. Частной практики он не признавал, платы за лечение не брал и потому и себя и других ставил в нелепое положение; приходилось иногда ездить к ним за 50-60 верст. И какой трудности, какой затраты энергии стоили ему эти поездки!

Горные дороги позволяли передвигаться по ним только верхом, а Сергей Михайлович еще не привык свободно сидеть в седле и хорошо ориентироваться среди крупных отрогов, по краям горных хребтов и узких ущелий – для него это было большой пыткой; он приезжал после такого путешествия с головной болью (мигренью), которая сопровождалась рвотой, он принужден был ложиться в постель и лежать неподвижно в течение нескольких часов. Помню, хорошо одну поездку, за которую он едва не поплатился жизнью. Пришлось ему ехать к одному больному верст за шестьдесят. Приехал за ним проводник на лошади, и другая лошадь была подана для Сергея Михайловича. Погода была ужасная; дул ветер, море шумело и лил дождь. Реки из небольших превратились в бурные потеки. Казалось бы, что в такую погоду нельзя было ехать, но Сергей Михайлович по своим убеждениям не мог себе этого позволить, и двинулся в путь. Когда под ногами была твердая почва, ехали ничего себе. Но вот подъехали к одной, в обычное время, маленькой реченьке, а в этот момент к бушуещему потоку. Ну, говорит проводник, «держись крепче за лошадь, едем вплавь», и, прокричав эти слова, он бросился вплавь. Сергей Михайлович попробовал было последовать его примеру, и тоже толкнул свою лошадь, но сделавши несколько шагов, с громадными усилиями, он почувствовал, что дальше ехать не может – у него закружилась голова. Он стал кричать во все горло своему проводнику, что ехать не может; но сильный шум и от ветра и от бушующего потока не донесли его слова, и проводник быстро продвигался вперед. Сергей Михайлович собрал все свои силы, повернул лошадь обратно к берегу и когда достиг его, то еле живой слез с лошади и упал на землю. Пролежав так некоторое время, он стал думать, что же ему делать? Дорога незнакомая, местность неизвестная. Надо было что-нибудь предпринимать; лежать на мокрой земле под завывание бури дольше было нельзя. И вот он взял за повод лошадь и пошел искать по соседству какого-либо жилья. Пройдя с версту, он действительно наткнулся на греческую деревушку. Когда он подошел к ней, уже смеркалось, в домиках зажглись огоньки. Постучался в окошко одного из них, вышли, отперли, впустили. Так и так, рассказал о своей поездке. Сергея Михайловича радушно встретили, предоставили постель на полу. Он разделся донага, так как был мокр с ног до головы. Всю одежду его развесили тут же в комнатке сушить. Не до сна было Сергею Михайловичу….. Но он рад был, что в тепле, что не кружится больше голова и не надо с таким страхом переплывать реку. А в ушах все звенит и звенит….Эта буря шумит, не умолкает…

Но вот под утро все стихло. Наконец, когда уже стало совсем светло, в дверь сильно постучали: « Кто?» – «Отворяйте скорей, не видали ли Вы тут вчера человека на лошади». «Ишь хватился когда, – молвил добродушно хозяин, – потерял своего доктора».
Это я описала один случай, а мало ли их было. Приходилось ездить и по морю на фелюгах во время сильной качки, которую не выносил Сергей Михайлович, он страдал морской болезнью».

Исцели себя сам

Как же часто в ритме постоянной борьбы за здоровье, за жизнь человека врачи сами начинают страдать от всевозможных недугов. Не зря земляки древнего Эскулапа говорили: «Врач, исцели себя сам!» Потому что, если тебя не станет, кто будет лечить нас – так и читается за этими словами. Подорвала работа и здоровье Богословского. Вот как об этом пишет его супруга в последней части своих дневников.

«Можно себе представить, как пагубно отражались все эти поездки на здоровье Сергея Михайловича. Почти все его поездки были или по диким местам, или по бушующему морю. Иногда ему приходилось по целым дням ничего не есть; а вообще о регулярном питании не приходилось и думать. И вот ирония судьбы, когда к концу 1897 года пришла смета на открытие больницы и решено строить больницу на 50-100 коек, Сергей Михайлович заболел малярией. Организм был расшатан, здоровье надорвано, так что намного ему пришлось поработать в этой новой больнице. Он успел организовать ее, дать ее полный ход, внести правильную постановку дела, «работать по существу». Но с большим сожалением и тоской стал думать о необходимости переменить условия работы и климат. Надо было торопиться, так как приступы малярии были все чаще и чаще.

Первое же предложение его друга С.С. (?) занять место фабричного врача в городе Богородске Московской губернии. И вот Сергей Михайлович снова в дороге с женой и уже с сыном.

И на этот раз так же шумело и гудело море. Но уже, провожая великого Доктора и Человека».

PS

История доктора Богословского, думаю, сегодня нужна всем нам как воздух надежды. Ведь когда есть такие люди, можно пережить и преодолеть все. Я искренне благодарна нашему историко-краеведческому музею им. Н.Г.Полетаева за то, что узнала об этом прекрасном человеке, патриоте, враче. Искреннее спасибо Валерию Борисовичу Калишеву за драгоценный материал, которым он поделился с туапсинцами. И, конечно, низкий поклон правнучке первого доктора в Туапсе Екатерине за любезно предоставленные
дневники и фотографии. Но главное, очень хочется верить, что память о Богословском обязательно будет увековечена туапсинцами, что его пример вдохновит и научит тому, что не все в жизни измеряется деньгами, что ради своего призвания, ради людей можно пожертвовать всем.