Все остальные портреты его пушкинской выставки, которые он написал к 200-летнему юбилею поэта, разошлись по свету. Они в школах, в частных коллекциях в Москве, Краснодаре…

Есть две даты, которые жители России помнят так же, как начало Великой Отечественной войны и Победу, как дни рожденья своих детей и родителей. Это 6 июня – день рожденья Александра Сергеевича Пушкина, и 10 февраля – день его смерти. Причем нам, конечно же, не надо добавлять, что Пушкин – великий поэт. Достаточно просто назвать фамилию. Или имя и отчество. Пушкин и правда – наше все. Все наше детство, вся большая жизнь, и неутихающая боль. 10 февраля – черный день не только для всей русской поэзии, как писали его современники. Удивительно: 180 лет прошло после дуэли, на которой был смертельно ранен Пушкин, а боль не утихает.

С туапсинским художником, реставратором и иконописцем Евгением Марусиным мы вспоминаем сегодня и Пушкина, и этот день. Почти двадцать лет назад, к 200-летию со дня рождения поэта Евгений Марусин написал двенадцать портретов поэта и его современников и близких. Сам поэт, его жена Натали, дочь Мария, друзья, возлюбленные и даже враги.

6 лет брака

Они встретились на балу у старого учителя танцев Йогеля. 60-летний Йогель, выводивший много лет в большой свет своих учеников, ежегодно подводил итог занятиям на Рождественских балах. 16-летняя Натали Гончарова уже считалась не ученицей, а выпускницей. Он любил приглашать бывших учеников, чтобы показать молодежи, кого выучил. На один из таких балов был приглашен и Пушкин – известный литератор. Их представили – она смутилась. Он тоже. Позже он скажет, что полюбил ее сразу, а свет красоту ее еще не успел заметить. Свадьба состоялась 2 марта 1831 года. При обмене колец кольцо Пушкина упало на пол, а потом у него погасла свеча. Он побледнел и сказал: «Все – плохие предзнаменования!»

Через год у них уже была дочь, а еще через год – сын. За шесть лет брака у них родилось четверо детей. Сейчас по всему свету известно боле 150 потомков Пушкина.

Между родами Натали блистала в свете, и Пушкин гордился женой. Хотя не всегда им было легко. Не хватало денег, он брался за любую литературную работу, они закладывали и перезакладывали имение, серебро, даже шали жены. Бывало, что не хватало денег на молочника. В такие минуты Натали, не стесняясь гостей, могла сказать: «До смерти надоели мне его стихи!».

Уставшая от быта и характера Пушкина, она радовалась и комплиментам, и вниманию – чисто по-женски ее это подпитывало. Фрейлине императрице Александре Россет Натали говорила: «Я тебе завидую: когда ты приходишь к моему мужу, он весел и смеется, а при мне зевает». Но когда Дантес стал настойчиво ухаживать за Натали и компрометировать ее и поэта, она не сразу поняла, к чему это может привести. А Пушкина было не остановить. Он вызвал назойливого ухажера на дуэль. И был смертельно ранен…

Дуэльное право

С 1816 года (напомним, выпустился из лицея он в 1817 году) Пушкин 27 раз вызывал или был вызван на дуэль. Не всегда дело доходило до стрельбы. Часто его вызывали на дуэль друзья, с которыми потом мирился. Например, то другу не понравится его шутка, то, наоборот, кто-то резко пошутит о Пушкине. Нравы были таковы, что сначала – дуэль, а потом дружеская попойка. Но было и такое, что друзья стрелялись. Например Вильгельм Кюхельбекер, будущий декабрист, одноклассник по лицею, не простил ему знаменитых строк «И кюхельбекерно, и тошно». Дуэль состоялась, Пушкин не стрелял, а Вильгельм выстрелил и промахнулся. С одним подполковником они не поделили ресторанный оркестрик при казино. Оба промахнулись. Однажды Пушкин вызвал на дуэль хозяина дома, где гостил: жена хозяина была не учтива. Поводом для вызова на дуэль могла стать дискуссия за обеденным столом о крепостном праве. А как-то раз Пушкина вызвал на дуэль собеседник за то, что поэт усомнился в его словах: не поверил, что бывает град размером в три фунта! Но последняя дуэль была самой серьезной. Самой страшной.

Если бы…

Дуэли, может быть, и не было бы, если бы Бенкендорф, шеф полиции, относился к Пушкину хорошо. Но он недолюбливал его за то, что когда-то Пушкин поступил с ним неучтиво – не сделал ему вовремя визиты. Поэтому, прекрасно зная о месте дуэли, он послал, якобы по ошибке, жандармов в противоположную от Черной речки сторону.
Друг Константин Данзас вез Пушкина на дуэль по длинной окружной дороге, надеясь на чудо. «Уж не в крепость ли ты меня везешь?» – даже пошутил поэт. Данзас надеялся, что вдруг кто-то остановит, спросит: «Куда едете?» Догадаются, схватят, увезут, спасут. Петербургское великосветское общество в тот ясный морозный день каталось на горках, и в то время некоторые уже оттуда возвращались. И, правда, встретили по дороге друзей. «Что вы так поздно едете? Все уже оттуда разъезжаются!» И умчались. Еще одно чудо не произошло. На Дворцовой набережной они встретили на дороге… экипаж Натали! Но она была близорука и не разглядела их, а Пушкин в этот момент смотрел в другую сторону. Тогда Данзас стал «терять» по дороге пули, говорят, даже обронил оружие (что, впрочем, маловероятно). Но на это тоже никто не обратил внимания…

И я его прощаю!

До сих пор все задаются вопросом, почему пуля не прошила Дантеса и, наоборот, пробив бедро Пушкина, не вышла навылет, как это обычно бывало при дуэлях. Несколько лет назад молодые энтузиасты попробовали полностью повторить условия дуэли, используя оружие тех лет. Вместо Дантеса использовали свиную тушу. Как известно, пуля, посланная Пушкиным во врага, пробила тому руку и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира. Поэтому «исследователи» направили выстрел прямо в пуговицу мундира, предварительно накрыв ее куском свиного сала «имитирующего» мякоть руки. Пуля и это «прошила» насквозь и вылетела с обратной стороны. Так в чем же дело? Есть предположение, что секунданты, во избежание гибели обоих, сознательно не доложили порох в пули, чтобы заряд был меньше. Вот почему пуля Дантеса не прошила Пушкина насквозь, а засела в кости, причиняя Пушкину неимоверные страдания. А Дантеса малый заряд пороха спас…

Мало кто знает, что истекающего кровью Пушкина везли домой в карете… злейшего врага – Геккерена, приемного отца Дантеса. Дантес и его секундант предложили Данзасу отвезти в ней в город раненого поэта, который лежал в санях простого случайного извозчика. Надо ли говорить, как был бы оскорблен поэт, если бы узнал, в чью карету его поместили. А вот сам Геккерен и Дантес всегда вспоминали, что «помогали» Пушкину в тот тяжелый час. Умирая, Пушкин тоже вспомнил о Дантесе: «Как странно, я так хотел его убить. А теперь рад, что не убил.» Велел послать к нему человека и сказать, что не держит на него зла, прощает. Когда Дантес это услыхал, рассмеялся: «И я его прощаю!»

Люди заедят ее…

Пушкины жили на Мойке в нижнем этаже дома Волконских. Данзас быстро прошел в кабинет жены Пушкина без доклада, тем временем камердинер взял Пушкина на руки и понес по лестнице. «Грустно тебе нести меня?» – спросил у него Пушкин…

В первую ночь после дуэли его мучили страшные боли. Поэт, стараясь не причинить страданий жене, терпел. Потом стал кричать. Удивительным стало, что в эти десять минут криков провидение послало странное забытие его жене. До этого метавшаяся под дверью кабинета Натали, с первым же криком вдруг впала в необъяснимый летаргический сон, хотя за минуту до этого говорила. Она не слыхала криков. Очнулась она с последним криком мужа.

В одну из минут затишья боли Пушкин потребовал от слуги принести ящик с пистолетами. Слуга повиновался. Но рассказал об этом Данзасу. Данзас немедленно пошел в Пушкину, и тот выдал ему спрятанное под подушкой оружие…
Периодически он зовет жену – не для того, чтобы облегчить себе страдания, он наперед думает о ее судьбе. Вот что сказал Тургеневу: «Люди заедят ее, думая, что она была в эти минуты равнодушною». В два часа дня 10 февраля (по старому стилю – 29 января) Пушкину осталось жить три четверти часа… Когда часы пробили, он вдруг открыл глаза и попросил моченой морошки. Когда ягоду принесли, он сказал внятно:

– Позовите жену, пусть она меня покормит.

Наталья Николаевна опустилась на колени у изголовья смертного одра, поднесла ему ложечку, другую – и приникла лицом к челу отходящего мужа. Пушкин погладил ее по голове и сказал: «Ну, ну, ничего, слава Богу, все хорошо!» Обрадованная аппетитом больного, Натали вышла и радостно сообщила: «Вот увидите, он поправится!»
Но он уже через минуту начал уходить. Обратился к Далю: «Ну подымай же меня, пойдем, да выше, выше!» Оторопевший Даль не знал, что делать. Опомнившись, Пушкин сказал: «Мне пригрезилось, что мы с тобой взбираемся по этим книжным полкам, да высоко…» Через несколько минут, подняв глаза к книгам, вдруг сказал: «Прощайте, друзья». И еще: «Кончена жизнь…Теснит дыхание…»
Это были его последние слова.

«Когда друзья и несчастная жена устремились к бездыханному телу, их поразило величавое и торжественное выражение лица его, – вспоминает княжна Екатерина Мещерская-Карамзина. – Княгиня Вяземская поспешила к Натали, и та сразу все поняла по лицу. Она закрыла глаза и кричала: «Бедный Пушкин! Бедный Пушкин! Это жестоко!» Ее еле увели от мертвого Пушкина, так она начала трясти его, требуя ответа на свои мольбы о прощении. «Простите!» – вот единственное, что кричала эта женщина.

Тот самый Дантес

Гроб отправили в Михайловское, в родовое его имение, в Святогорский монастырь. Повез его дядька, вырастивший его с пеленок, Никита Козлов, и друг Александр Тургенев. Сопровождал их жандарм. Вспоминает профессор литературы Александр Никитенко: «Жена моя возвращалась из Могилева, и на одной станции недалеко от Петербурга увидела одну телегу. На телеге – солому, под соломой гроб, обернутый рогожей. Она спросила крестьян, кого везут. «Вишь, какой-то Пушкин убит, – ответили ей. – Его мчат на почтовых, в рогоже и соломе, прости Господи, как собаку…»

Дантес, женившийся незадолго перед дуэлью на сестре Натали Екатерине, уехал из России, и не было даже суда. Натали с сестрой с тех пор не виделись и даже не переписывались. Во Франции Дантес сделал хорошую карьеру, был сенатором, а потом возглавил Первое газовое общество (типа нашего Газпрома), был богат, счастлив и уже в старости любил при встрече с русскими говорить: «Я тот самый Дантес, который убил вашего Пушкина…»

Казалось бы, ученые-пушкинисты изучили каждый шаг, каждый вздох поэта, но мы, простые смертные, о многом из того, что узнал художник, работая над своей Пушкинианой, услышали впервые…

Но ведь Пушкин – он у каждого из нас свой. У каждого есть о нем своя история.