«Мы сюда приехали из Лазаревской в 1937 году, — рассказывает Мария Александровна. — Мама работала техничкой в школе, отец ездовым в лесхозе.

Как только объявили о начале войны, отца призвали в армию. Из туапсинского военкомата. Провожали на фронт — плакали, плакали и в День Победы: матери принесли похоронку…

В последнем письме с фронта он писал: «Идём в наступление. Останусь жив, значит, встретимся. Катя, береги деток!»

Об отце, Александре Григорьевиче Петрове, мы позднее узнали, что служил в 34-ом полку 9-й гвардейской Краснознамённой дивизии 2-го Украинского фронта. Погиб в Чехословакии, где был сначала похоронен в братской могиле в селе Сировицы, около церкви. Там погибли 20 тысяч наших воинов.

А позже его перезахоронили в мемориальном комплексе города Брно в Словакии. Надпись на мемориале: «Спасибо советскому солдату за мужество!»

На могиле отца так и не довелось побывать. Знаю, что был награжден медалью «За отвагу», а позднее представлен к ордену Красной Звезды.

А у нас в Мессажае свой фронт был. Первые вражеские авианалеты мы «прочувствовали» весной 1942 года, а уж к августу — сентябрю вообще начался ад, как в Туапсе, так и по сёлам.

На наш маленький Мессажай фашисты сбросили 53 авиабомбы по 500 килограмм. Самолёты немецкие летели низко, наши зенитки не всегда могли «взять» такую цель. А мы видели летчика, видели лицо смерти, на таком расстоянии летчики прицельно прошивали пулеметными очередями.

Мы научились по звуку моторов различать что за самолет летит: бомбордировщик или разведчик. У нас на горке в Мессажае поставили зенитчиков-моряков. Я видела, как они сбили фашистский самолет, как он падал возле села Красное.

Мама моя в госпитале работала. Я ей бинты помогала стирать. Золой стирали! Каждую тряпочку, каждый бинт берегли.

Помню, как мать еще затемно из печки угольки в утюг набирала, чтобы бинты гладить. А раненых все везли и везли… На полуторках — одна из них сейчас на въезде в Туапсе стоит в память о тех днях. Много привозили раненых с передовой в урочище 3-й Роты за Анастасиевкой. Кого не могли спасти, хоронили за школой.

Кровь, страх, холод и голод. Как забыть, когда мы ушли из дома от бомбежек в лес? Мама нас братом рядом с собой на ночлег на подстилке прямо на земле устроила, укрылись. А утром встать не можем: ночью шел проливной дождь, и мы в луже оказались.

Или как приехали в Шаумян, привезли табак, это уж было как немца поперли с нашей земли. Сидим в кузове полуторки, а вокруг — мины. Наш водитель строго велел — из машины ни шагу! Шаумян нам очень страшным показался: повсюду трубы печные на развалинах торчат, черные.

Голодали и работали постоянно. В основном в поле на табаке — сажали, пололи, ломали, нанизывали для сушки. Взрослые набивали табаком папиросы и самодельные кисеты, отправляли на фронт.

Вот и не привыкла я без дела сидеть. В воинской минно-торпедной части работала слесарем, пока не расформировали. Была маляром каменщиком, штукатуром. Ящики сбивала, чтобы прокормить семью. Один ящик стоил 25 копеек, так я за смену на 3 рубля сколачивала. Огород-сад был, коров держала, коз…

Война чему нас научила? Жизнь человеческую ценить. Запомните, никогда не делайте зла человеку — это самый страшный грех! Помоги, накорми — это самое главное. Нельзя жаловаться и злобу таить.

Вот я замуж вышла, дочку родила, а через два года овдовела — муж мой под поезд попал. И что? Руки опускать? Людей винить? Нет, жить надо! Радоваться тому, что живешь.

Я всегда в самодеятельности была — сколько песен, стихов знаю. И сейчас пою. А жизнь, она радостных любит!

Дочка моя Надежда стала медсестрой, в Лазаревской работает, уважают ее. Две внучки у меня — одна стала врачом, другая учителем, семь правнуков. Так что сколько ещё Бог даст — за все спасибо».

news Туапсинский район туапсинцы