Капитан

Настоящая рыбалка – это не игрушки, не баловство, это труд адский и… прибыльный. Мне всего пятнадцать лет было, когда моему отцу предложили устроить меня в рыболовецкую бригаду рыбколхоза имени Ворошилова. Колхоз этот объединял бригады от Адлера и до Бжида – по шесть бригад в каждую сторону. Короче, когда меня взяли, я в первый раз до своего места работы, в Ольгинку, шел пешком, вброд через речку. Все бы ничего, если бы это не в январе было. Но ничего – даже насморка не подхватил! И вот так с января 1943 по июнь 1993 года я и ловил рыбу – и для государства, и для себя.

А один раз спас… Косыгин! Да, да, всесоюзный староста! Приехал он отдыхать на правительственную дачу, а возле нее сейнер Меринова как раз рыбку-то и ловил. И захотелось Косыгину посмотреть, как рыбалка идет, вот он со своими секьюрити и поднялся на борт судна. Посмотрел, с капитаном поговорил. Ну, Меринов и выдал, что называется, на гора, и про то, как приходится безжалостно рыбку вылавливать, что такими масштабами скоро ее и не останется (а ведь так и вышло – и с камбалой, и с барабулей), а толку с этого мало – вся рыба в основном на корм свиньям идет! Слушал Косыгин, удивлялся, вздыхал, мол, а что ж не говорите об этом, тревогу не бьете? А что «бить», когда о таких вещах можно было только дома на кухне разговаривать. Да и то, бывало, что и после таких бесед кто-то списывался на берег под чистую… Так что и разговор с Косыгиным особо ничего не дал кроме «разборок» в пароходстве. Ну, и еще… левого улова.

Капитан Меринов заметным был всегда и всюду. Ну, и не только статью, крепостью характера и тем, что сегодня называют харизмой. И сейнер его узнавали сразу – на носу судна вместо полагающейся звезды шутники-докеры во время ремонта двух коньков морских намалевали, дескать, пусть у Меринова и эмблема своя будет! И ведь прижилась! Так эти два смотрящих друг на друга конечка и красовались на мериновском судне.

– А, правда, что Гайдай именно вам обязан «клевом что надо» на Белых камнях в «Бриллиантовой руке»?

– Поначалу Гайдай хотел использовать рыбу из пластика, – не без удовольствия вспоминает Александр Александрович. – А я как раз киносъемочную группу возил по морю. Ну, понятно, не мог промолчать, сказал, что никто муляжу не поверит, что берусь достать живую рыбу. На том и порешили. Я к своим коллегам-рыбакам на судно отправился. Говорю, мол, пошли на срезку, рыба для фильма нужна! А я вам за это – две бутылки водки ставлю. Во все времена тверже жидкой валюты еще ничего не придумали. Короче, «срезали» мы, сколько надо было, привез я улов к месту съемок. А тут – тучи! Все, снимать нельзя, а пленка была импортная, дорогая… Ну, мы рыбку в бочку с водой положили, ждем, как говорится, у моря погоды. А потом решили пикничок сделать, ну, словом, про рыбу забыли. А тут солнце вышло, мы к бочке – а рыбы, можно сказать, уже и нет.

А вообще мы как-то так сдружились все на съемках, тот же Никулин, Гайдай оказались очень простыми в общении людьми. Какой у нас получился праздник Дня рыбака в столовой судоремонтного завода! Никулин пел, рассказывал анекдоты, а рыбаки, понятное дело, публика благодарная, юмор понимающая.

– Александр Александрович, а был какой-нибудь случай, связанный с рыбалкой, который запомнился бы особо?

– Да любая рыбалка, по сути, всегда приключение! А полвека рыбачил профессионально… Хотя, конечно, с удочкой промышлять начал гораздо раньше. Представьте, война, страшно, голодно. Ты – мальчишка-четвероклассник, сорванец. А тут учительница приходит в класс такая красивая! И ты в нее влюбляешься. И вдруг она, учительница, говорит: «Шурик, а, правда, что ты рыбу ловить ходишь?» Ну, понятно, от такого внимания расцветаешь весь. И я ей говорю: «Ловлю! А хотите я вас на рыбалку возьму? Только вставать надо рано! Я за вами в пять утра приду!» Короче, она согласилась. А я поначалу обрадовался, а потом – сдрейфил. Ну, зачем оно мне надо было?!

Ей ведь и удочка нужна! Всю ночь я из ореха, что на Пригородном рос, удочку строгал (лучше всякого бамбука!), да леску из лошадиного хвоста плел. А утром иду к учительнице с другом, таким же пацаном, и втайне надеюсь – хоть бы она проспала и не пошла. А она – уже на пороге ждет. Вот прибыли мы на место, я показал ей как удочку закидывать. И вот забросили мы удочки, ждем, а тут учительница говорит, что у нее клюет – точно, два окунька морских! Ну, думаем, новичкам везет. А оказалось не просто везет, а очень везет – пока мы с дружком по десятку натаскали, она – восемьдесят! Одним словом, больше мы ее с собой не звали. Но помню я эту учительницу – Валентину Ивановну Самохвалову и по сей день.

Настоящих капитанов (читай – моряков) без юмора не бывает. Нет, ну, представьте, по двадцать и более суток болтаться в море, не заходя в порт – да без юмора, как говорят морские волки, каюк! Вот и чудили, кто во что горазд. Рассказывает Александр Меринов, например, как в Батуми ребята из экипажа купили петуха, чтоб кок приготовил что-нибудь праздничное. А капитан увидел красавца-петуха и запретил его трогать: «Вам не жалко такую красоту губить?» С этими словами, можно сказать, петух был вписан в судовую роль. Красовался на капитанском мостике, как попугай на плече у Черной Бороды. А когда кошелек закидывали (так на рыбацком сленге большая сеть зовется) кидали за борт, петух такой крик поднимал, мол, караул, украли, что сразу вспоминался Золотой Петушок из сказки Пушкина. Или вот, подобрали как-то щеночка махонького моряки, притащили на сейнер, а щеночек вырос в красивейшую рыжую собаку, пушистую и умную. Так ведь, злыдни морские, взяли и приучили собаньку к... водочке! И ведь выпьет псинка свою рюмочку, и тут ее на подвиги начинает тянуть, прям, как людей. Ходила вокруг корпуса судна чуть ли не по фальшборту. И падала, конечно! Сколько раз вытаскивали из открытого моря забулдыгу четвероногую! А потом решили (нет, не пить отучали!) сделать большой сачок на длинной ручке. Вот им и вытаскивали потом собутыльницу лохматую. Хотя, если честно, то Меринов был категоричный противник спиртного на судне во время рейса. Сошли на берег – да, пожалуйста, на здоровье! А во время ловли и перехода - ни-ни! И вот как-то его помощник несколько дней подряд, как говорится, под шафе был, слегка, так сказать поддатенький. Весь экипаж на ноги поднял Меринов – ищите, где прячет паразит бутылки! Искали, искали, да так и не нашли, пока помощник не признался, что тайник – валенки форменные в... каюте капитана!

Долго говорим с Александром Александровичем. И про то, как не любили наши рыбаки в Болгарию ходить за уловом, и про то, как рапана ловили за неделю по 150 тысяч штук (правда, мясо его, сегодня – один из главных деликатесных морепродуктов, тогда никто не ел), как 150-килограммовых белуг по восемь штук за одну рыбалку брали, про того же лосося.

– Первый удар по лососю в войну был сделан, – говорит Александр Меринов. – Для того, чтобы кормить раненых, да и гражданское население, его просто гранатами глушили… А шел лосось аккуратно с 15 марта по 15 мая в Аше, Лазаревское, Головинку на нерест.

Рассматриваю книгу, которую дал для изучения и в помощь к выпускам «Рыбного дня» капитан Меринов. И становится страшно, когда представляешь объемы ловли рыбы в Черном море! Все думали, что рыбы у нас, наверное, как песка в пустыне. Ловили безжалостно, гнали план, а потом свиней откармливали деликатесными видами. Впрочем, объемы ловли давали толчок к развитию рыбообработки. Туапсинцы постарше до сих пор, наверное, помнят, как пахло наше Приморье – мойвочкой жареной, копченой ставридкой…

– А вы в курсе, что дефицитный шпрот и килька – одно и то же лицо? – напоследок подкинул еще одну тему «Рыбного дня» капитан Меринов. – Вот в Балаклаве был завод, где выпускали «Шпрот черноморский» в прованском масле. А основал это дело грек-предприниматель Николай Амонатиди, а под начальством его сына Пантелея Амонатиди довелось поработать и мне.

… Но это уже, как говорится, история другого «Рыбного дня».