В субботу был День памяти Владимира Высоцкого. Он умер ровно 35 лет назад, 25 июля 1980 года.
Он пел. Он не имел ни партии, ни аппарата внедрения себя в сознание трудящихся. Он был один: черный свитер, упрямый подбородок, гитара. Бас-гитарный, виолончельный голос. Мужественность. Такой… исключает протянутую за подачкой руку, слабодушие, измену, фальшь. Мелкие бытовые недостатки, которыми мы все грешим, никакого отношения к этим ведущим свойствам не имеют. Он пел, потому что был музыкантом, поэтом и артистом и нашел для себя самую радикальную, без натуги, упоительную форму связи с миром. С собой разбирался, а подразобрался с миром.
Его слушают, его читают, его поют. Любят. Маленькое слово – как необъятно оно! Время проносит его от года к году и передает от сердца к сердцу эстафету этой любви к Высоцкому. Люди как бы становятся лучше, мудрее, честнее, любя и помня его.
Два стихотворения. Одно – Леонида Филатова, сумевшего показать, что Высоцкий – «до всех», а не только для литературно-театральной элиты. Жестковато, как это делал сам Владимир Высоцкий, его товарищ по Таганке определяет месторасположение Высоцкого в нашей жизни, легко перекрестив и отбросив все навязанные нам классовые и прочие подходы:
«И кому теперь горше
Средь вселенской тоски –
Машинисту из Орши,
Хипарю из Москвы?..
Чья страшнее потеря –
Знаменитой вдовы
Или той, из партера,
Что любила вдали?..
…И на равных в то утро
У таганских ворот
Академик и урка
Представляли народ.»
Другое стихотворение – Евгения Евтушенко. Оно пронизано болью за рано ушедшего из жизни замечательного человека и художника, нежеланием, чтобы магнитофонная вселенская оратория поразмусолила Высоцкого. Отвращением к тому, что «антигерои» Высоцкого, прожигая свою мелкотравчатую, спекулянтскую, продажную жизнь делают это именно под песни Высоцкого.
Евтушенко говорит: «Володя, как страшно меж адом и раем крутиться для тех, кого мы презираем. Но к нашему счастью, магнитофоны не выкрадут наши предсмертные стоны…» Евтушенко вспоминает тех, для кого пел Высоцкий: студенты, приискатели, демократическая театральная галерка, тех, кому близок и понятен «полу-гамлет и полу-челкаш…»
И все же стихотворение заканчивается безысходным приговором: «Жизнь кончилась. И началась распродажа».
Может быть, и началась бы. Да не продается. Высоцкий не продается. Не является объектом купли-продажи. Уверена, что Высоцкий равно относился и к преуспевающим, и к чистым помыслами, и к заблудшим, к непрозревшим. Подлецов и негодяев отринем вообще, да и так ли их много? Будем надеяться, что и в таких Высоцкий будет пробуждать совесть.
Высоцкий все больше прикипает, приживляется к нашей жизни, будя в каждом, кто причастился его мира, его творческой вселенной, чувство любви и ответственности.
1994 год
Римма Казакова