Для коренного туапсинца море и горные пейзажи – такие же родные, как причалы порта и нефтяные эстакады. Город-труженик, как называют Туапсе, стал судьбой для тысяч туапсинцев, которые трудились и продолжают трудиться, как Игорь Кораблёв, сливщик-разливщик ООО «РН – Туапсенефтепродукт». Скоро у него юбилей. В начале апреля ему исполнится 50 лет. Простой рабочий человек, который ровно половину своей жизни отдал нелёгкой профессии нефтяника.
С первого дня – и навсегда
Двадцать пять лет назад Игорь Кораблёв точно так же, как сегодня, прошёл через проходную нефтебазы. Он, уже отслуживший в армии и поработавший до срочной службы на судоремонтном заводе, прекрасно знал, чего хочет. Перед туапсинским парнем вырисовывалась чёткая программа жизни: жениться, устроиться на хорошую работу, трудиться, жить, растить детей. Но то, что он увидел на территории, перевернуло его сознание: искорёженный металл, разбитые здания, эстакада, заваленная брёвнами, занесённая илом.
– Я прекрасно помню тот мартовский первый день работы, – говорит он. – Мне дали в руки лопату и сказали: «Расчищай!» Последствия страшного наводнения 1991 года нефтебаза ликвидировала с осени…
Новичок оглянулся – кругом, как муравьи, работали люди, техника.
– Я всегда мальчишкой представлял себе, что там, за забором, на территории нефтебазы происходят чудеса, – улыбается Игорь, – представлял, как приходят цистерны, как сильные люди управляют нефтью и так далее. У меня родной дядя работал на нефтебазе. Он часто к нам приходил, рассказывал, я слушал его с замиранием сердца.
– Дядя Володя, – ещё в детстве спрашивал Игорь брата матери, – а почему у тебя руки чёрные? – И дядька смущённо прятал руки в рукава: как раз там, где рукава заканчивались, кисти рук были покрыты глубоко въевшимся чёрным налётом.
– Погоди, пойдёшь к нам работать – такие же будут!
На что малец отвечал:
– Работать пойду, но руки мыть буду!
И все вокруг смеялись. Он не понимал, что это следы нефти, а тогда, в конце 60-х, и технологии были другие, и оборудование, и правила.
– Представьте себе нефтебазу тех, послевоенных, лет, – рассказывает Игорь Кораблёв, – большинство резервуаров – клёпаные, заклёпки подтекали. Ёмкостей постоянно не хватало, поэтому приходилось доливать частично занятые резервуары. А это приводило к переливам, так как селекторной связи не было, а о мобильных телефонах не мечтали даже в фантастических романах. Часто команды для пуска насосов передавались голосом через реку – оператор и машинист выходили каждый со своей стороны на берег и кричали. Слив тёмных нефтепродуктов шёл в рынгу (разрезанную, как лоток, трубу). Если работали несколько резервуаров сразу – рынга переполнялась, нефть выплёскивалась на землю. Светлые нефтепродукты выкачивались из вагонов через верх (через шланг). Тут другая проблема: оставалось много продукта на дне вагона, надо было вручную зачищать, на это уходили часы.
Когда Игорь, как и обещал, пришёл на нефтебазу, к дядьке в смену не попал, и – хорошо. Там, где родной человек, может быть, пожалел, дал слабину, чужие люди муштровали здорово. Знаменитую рынгу он не застал, к тому времени нефтебаза уже перешла со шлангового слива на аппаратный. Но научился крутить и обледеневшие задвижки, и в дождь, и в снег, и в жару, зачищать цистерны. На всю жизнь запомнил главное: твой участок, тебе порученное дело надо выполнить качественно и вовремя. Это заповедь рабочего человека.
Крути задвижку, думай головой
Сегодня, оглядываясь назад, он думает – и хорошо, что у него было такое непростое начало трудового пути. Так, метр за метром очищая нефтебазу от ила и завалов, он узнавал предприятие, оно стало ему ближе, роднее. А потом они вместе с коллективом начали строить возле речки подпорную стену – не во время смен, конечно, а на субботниках, помогая строительной группе.
– Собственно, с того момента и началась реконструкция нефтебазы, – говорит Кораблёв, – реконструкция, которая продолжается до сих пор. На моих глазах заменили клёпаные резевуары, 5 тысячные – на 10 и 20-ти тысячные, построили новые насосные, пожарное депо, а потом ввели новую эстакаду… Сейчас, конечно, предприятие не узнать. Эх, если бы дядька был жив, прошёлся бы по чистым асфальтированным дорогам между цехами, порадовался бы новым двойным конструкциям резервуаров («стакан в стакане»), посмотрел бы на понтоны. Всё другое! И только мы, сливщики, по-прежнему выходим на маршрут (маршрут – это состав вагонов-цистерн, находящихся на железнодорожном пути).
Кстати, работа у сливщика теперь – другая. Весь процесс слива максимально автоматизирован. Оператор, давая команду через компьютер, «гонит» нефтепродукт в резервуар. А сливщик немного похож на дояра. Только его «доильные аппараты» – это многочисленные сливные устройства, которые он присоединяет к низу цистерн по всей линии маршрута. Самая продвинутая технология. Но и тут надо не просто уметь быстро и точно подключить десятки сливных устройств. А знать и понимать – куда, откуда и что ты подключаешь. Бывает так, что на путях стоят одновременно шесть маршрутов – и если перепутаешь и бензин отправишь в резервуар с дизелькой, понятно что получится. У него такого ни разу не было.
Форвард, дайвер…
…Если б одна из его тётушек не вышла замуж за туапсинца и не переманила сюда, к морю, своих сестёр и братьев, то не беседовали бы мы сейчас с нашим героем. И у него самого была бы совсем другая судьба. И если б знала бабушка Игоря, что счастлив он будет на этой земле, и найдут себя здесь его дети, то, может, и не причитала бы постоянно: «Эх, зачем меня с Сибири увезли! Там в саду такие яблоки росли, а тут, прости Господи, какая-то смоковница да фурма с хундуком» (Она так и не привыкла до конца жизни к экзотическим для сибирячки, но таким родным для туапсинцев инжиру, хурме и фундуку). Но Игорь не особо прислушивался к этим сетованиям, захватив с собой корочку ржаного хлеба, мчался на мол – где проводил все время с раннего утра и до позднего вечера. Там собирались все туапсинские пацаны, там, ныряя к основанию мола, обламывали пласты огромных мидий, причём с внутренней стороны мола они были горькие, а те, которых собирали со стороны открытого моря – сладкие. Из белых, обтёсанных морем и высушенных на солнце брёвен, вспыхивал костёр, и мидии в собственном соку, шкворчащие на листе железа, были им обедом…
Но не только море было его страстью. С детства он увлекался футболом. Сначала гоняли они мяч во дворе на Приморье, потом он записался в секцию при стадионе «Водник», и вот там познал все азы этой игры. И даже летние каникулы проводил в спортивном лагере.
Кстати, его страсть к футболу и спорту не остыла и с годами. На всех межцеховых спартакиадах, на корпоративной спартакиаде «Роснефти» Кораблёв отстаивает честь предприятия, продолжая играючи, легко носиться по полю, как и много лет назад. И мало кто подумает, глядя, как лихо он забирает мяч у соперника и несётся с ним к чужим воротам, что он уже – дедушка.
Свою жизненную программу Игорь Кораблёв выполнил. У него двое сыновей, один из них женат, есть внучка. Но они с женой Наташей и сейчас смотрятся, как молодая пара – особенно когда соберутся на рыбалку или с аквалангами на море.
Дайвинг – еще одна его страсть. Это началось с детства, когда они ныряли на молу за рапанами и мидиями. Он, единственный в компании, мог задерживать дыхание более чем на две минуты. Любил плавать под водой. А потом, во время круиза по Красному морю (кстати, по путёвке от предприятия!) впервые надел акваланг и надолго погрузился в подводный мир. Вернулся домой – и тут же начал конструировать собственный. Из газовых баллонов.
– Я же 29 училище закончил, – говорит Игорь, – мастерить люблю. – А после на практике на СРЗ работал. Так что акваланг смастерил, и не один! Теперь с семьёй уезжаем к морю, туда, где людей нет, и я ухожу под воду. Столько открытий для себя сделал! Пацаны тоже приобщились. А Наташа на берегу ждёт, как и положено жене дайвера.
Наташа – его надёжный тыл и поддержка. Когда-то соседская девчонка, влюблённая в него с детства, она не могла глаз поднять на Игоря. А он, старше неё на несколько лет, и не замечал «малявку». Но, вернувшись из армии, встретился с ней во дворе и поразился, как она выросла. И наконец-то увидел в глазах любовь…
– Шутя я называю нашу семью интернациональной – в том смысле, что мы оба работаем на Туапсинском нефтекомплексе, только я по одну сторону улицы Сочинской, а Наташа – по другую, на НПЗ. И сын тоже работает на НПЗ. И хотя это два разных предприятия, для нас, пожалуй, это единый комплекс, ведь мы-то – семья! Теперь уже – семья нефтяников и нефтепереработчиков. Так что дядька бы гордился.