Там, в горах над Туапсе, живёт сценограф, декоратор, художник - Владимир Оглезнев
Его работы нужны театрам, работающим с куклами.
Своих первых кукол-марионеток Владимир Оглезнев сделал почти двадцать лет назад — персонажей к «Волшебной лампе Алладина» для театральной студии «Карнавал» под руководством Игоря Мораря (этих милых и колоритных персон можно увидеть и сегодня в мини-вестибюле детского камерного театра в туапсинском Городском дворце культуры).
«Делать кукол я учился самостоятельно, — рассказывает художник. — Подбирал материал — дерево, пластик, ткань, придумывал образы, характеры. Вот сейчас работаю над серией ковбоев и летчиков, первых авиаторов-воздухоплавателей. Приходится просиживать в интернете часами, изучать детали костюмов, особенности экипировки.
Вот, к примеру, были ли отвороты на ковбойских сапогах? Мне почему-то кажется, что были… Впрочем, в этом и прелесть театральной куклы, вообще куклы, что мастер может привнести в ее образ что-то свое, не претендующее на историческую или фактологическую точность.
Гораздо сложнее вселить в куклу душу, угадать ее характер. И когда это получается — счастье».
В главной комнате дома, которая является и гостиной, и мастерской (пока настоящая мастерская еще в процессе) на самом видном художник разместил целый вернисаж работ своих учеников, шаумянских девчонок и мальчишек, которые занимались с ним в местном Доме культуры.
«Детские рисунки — это шедевры, — совершенно серьезно говорит Оглезнев. — Потому что так передать настроение, видение предмета или явления может только ребенок. Можно, конечно, и взрослому работать в примитивизме, но это будет стилизация, копия. А настоящие детские рисунки — это совсем другое, и потому очень ценны».
Не поверить ему, профессиональному художнику, проработавшему в театрах Москвы, Ярославля, Прибалтики, человеку, которого брали во ВГИК без экзаменов, а только увидев его работы, конечно нельзя.
«Родом я с Алтая, оттуда, где река Бия протекает. Шукшинские места, — рассказывает Владимир Оглезнев. — В моей семье все были учителя: отец, мама, а бабушка даже была за учительство награждена орденом Трудового Красного Знамени. Так что худодником я быть не хотел. А кем хотел? Портовым грузчиком! Ну, это под влиянием романтики героев Джека Лондона.
Потом, когда мы с семьей переехали в Казахстан, мой друг Амандос Аканаев (академик живописи, член правления Союза художников СССР (с 1978), генеральный эксперт Академии художеств Казахстана) увидел у меня способность к рисованию, позанимался со мной, и…так я стал студентом алмаатинского художественного училища театрально-декорационного отделения».
В дальнейшем туапсинцу довелось встречаться с такими художниками, как Эрнст Неизвестный, Адександр Траугот, Михаил Ромадин (в гостях у него, автора эскизов к фильму «Андрей Рублев» Владимир Оглезнев яростно доказывал гениальность режиссера Андрея Тарковского … Андрею Тарковскому, который в одну из встреч «осмелился» критиковать киношедевр).
Однако, как говорит Владимир Михайлович, милее всего и интереснее было работать с малыми театрами, с небольшими, провинциальными. В Прибалтике они с супругой даже поселились на хуторе почти на границе с Эстонией, чтобы работать в народном театре.
«Потом решили с супругой перебраться на черноморское побережье. Сочи не подошел по климату, а вот побывали в Шаумяне и решили здесь остаться, — говорит об обретении своей творческой гавани Владимир Оглезнев.
— Жена моя, Эльвира, искусствовед, вместе со мной работала в шаумянском ДК. А потом, туапсинский искусствовед Алексей Качура предложил поработать с туапсинским театром юного зрителя. Вот так начался мой творческий союз с ТЮЗом.
Делал декорации к постановкам приглашенных режиссеров — к «Мертвым душам» Тарасова и «Мой милый Плюшкин» Ларисы Торженсмех, к «Медее» Амбарцума Карабашьяна, к «Золушке» Александра Лухина, совсем недавно появилась еще ождна совместная работа — «Кошкин дом» Ирины Якубовской».
Как говорит сам мастер, вот уже десять лет он вольный художник: работает над тем, что по душе. Сейчас это — куклы, которые разъезжаются по театрам большим и малым, унося с собой частичку души художника и неповторимую шаумянскую детскость.