Калараш

Накануне 23 февраля поисковики нашли в Туапсинских горах самолет легендарного летчика Героя Советского Союза Дмитрия Калараша, который 74 года не отдавала туапсинская земля. А журналисты «Туапсинских вестей» собрались и полетели в Москву к дочери Героя, чтобы рассказать, как это было. А она – поделилась фотографиями из семейного альбома и своими воспоминаниями о жизни Калараша – такой короткой, но такой яркой .

– Папа очень увлекался до войны фотографией. Он освоил фотоаппарат-«лейку» и много снимал – и нас с братом, и маму, и друзей. И благодаря этому у нас сохранилось много хроники.

Внешне – вылитый «гуцул». Чернявый, кудрявый, коренастый, невысокого роста. Потом вы увидите снимки его вместе с летчиками-однополчанами, он гораздо ниже всех. Но его это не смущало. Он был лучшим лыжником во всех гарнизонах. Плавал великолепно, на турнике крутил «самолет» и выделывал такие «па»! Он обожал велосипед еще с детского дома. Там он собственноручно смастерил себе двухколесную машину. А став летчиком, с удовольствием участвовал в гонках. Потом купил мотоцикл и гонял на нем уже с женой и с детьми.

Я не знаю, когда он все успевал. Словно чувствовал, что ему жить всего ничего.

Они поженились в 1932 году. Через десять лет их жизнь рухнет. Но впереди было десять счастливых лет. Позже, уже в войну, он напишет ей:

Сын Лева родился в 1935 году уже в Переяславль-Залесском, где стояла его летная часть. Дочь Инна родилась в 1939-м. И хотя Калараш был безумно рад детям, тогда, после рождения дочери, забрав ее с Лидой из роддома, был задумчив. И сказал: «Не ко времени…»

Иван признается, что тогда он впервые задумался о том, кто же был его прадед. Стал расспрашивать маму, тетю Инну. И подготовил в школе целый рассказ о его жизни.

– Он в детский дом попал после того, как его отец, простой бессарабский рабочий сахарного завода, решил искать лучшей доли на Дальнем Востоке, – рассказывает Иван. – Он воевал на Первой мировой, вернулся в 18-м году, увидел, что его семья разорена. А было пятеро детей. Всех взял и отправился через революционную Россию на Дальний Восток. Можно только представить, что им пришлось пережить, но когда добрались до Благовещенска, от тифа умерла его жена. Он, чернорабочий на мельнице, не мог ухаживать за детьми, а там уже японцы напали – он сдал всех в детдом, а сам ушел в партизаны с отрядом рабочих.

Но перед этим повел всю семью к местному фотографу. Сели все – сам Леонтий, его пятеро детей – мал мала меньше, бедные, в дырявых одеждах. И сфотографировал.

Скоро его поймают японцы, будут пытать и оставят истерзанное тело на льду – в назидание другим партизанам и местным жителям. Говорят старший сын все видел и не смог пережить увиденного ...

Детдомовские друзья шли с Каларашем по жизни. Друг детства Николай Красевич делится воспоминаниями в письме, которое хранится в Хабаровском педагогическом техникуме, где после детдома учился Калараш: «Жили в голоде, холоде и скудной одежонке. Приходилось выполнять непосильную работу. Зимой пилили дрова для школы и детских домов. Задания были такими: на трёх ребят – отпилить 13 чурок и поколоть, тащить на себе к указанному месту. Каларашу тогда было лет 7, мне – 10. И Морякову Феде тоже 10 годиков. Вот такие были пилильщики. А если не выполняешь это задание – накажут, побив веревочкой или плёточкой». Несмотря на сложное время, Митруня (так его звали в детдоме) не по годам был физически развит и силён, занимался борьбой, бегал на лыжах. Хорошо играл на гитаре, балалайке, мандолине и скрипке. Позже еще выучился и на валторне. Как и все мальчишки в те годы мечтал о самолётах и полётах. Но уехать, как тогда говорили, в Европу, учиться на летчика не было возможности — не было денег на билет! Поэтому пошел учиться в Хабаровский педагогический техникум. А летом, на каникулах, решил на рыболовецкой шхуне подзаработать.

Их снял и доставил на Большую землю американский корабль. Вел себя юный Калараш во время экспедиции мужественно, его приметили и послали по комсомольской путевке учиться дальше. Как он и хотел – на летчика. И в 1929 году его отправили в Вольск на теоретические курсы. А уже потом, в 1932 году он заканчивает Борисоглебскую школу военных летчиков.

Сейчас, наверное, такое невозможно, а раньше было нормально: вождь там, в Кремле, Отец народов. А его сын – летчик, как и наш папа – живет с нами в коммуналке.

– Мама рассказывала, что у них постоянно шли учебные тревоги. Отца среди ночи поднимали, и он мчался на аэродром. А однажды, это было 22 июня 1941 года, успел только забежать и крикнуть: «Лида! Война!» И все – умчался. 26 июня он уже был под Ленинградом, 27 июня участвовал в бою под Идрицей, где и открыл счет сбитым самолетам – сразу двум!

Известный лётчик – испытатель НИИ ВВС, впоследствии Герой Советского Союза генерал-майор авиации П. М. Стефановский в своих воспоминаниях рассказывал о том, как Калараш, услышав о формировании в первые дни войны авиационных истребительных частей из испытателей –добровольцев, сразу прилетел на своём МиГ-3 и тут же был назначен его заместителем. «Он был человек сильный, ловкий, добрый и на редкость весёлый. Ему буквально ни минуты не сиделось на земле. Он готов был на все. На любую работу: бомбить вражеские войска и технику на переправах и аэродромах, летать на разведку в тыл противника, патрулировать перегруженные коммуникации, прикрывать от вражеских бомбардировщиков наземные части; вёл групповые и одиночные бои в воздухе. Получив боевой приказ, он бежал к своему самолёту с радостной улыбкой на смуглом, восточного типа лице, запускал мотор и быстро уносился в небо. Поистине неутомимый, прирождённый воздушный боец!»

Свой первый боевой орден он получил в октябре 1941, сражаясь в небе под Москвой.

Он постоянно учился – даже у противника. Постоянно придумывал «свои» маневры, ходы и приемы боя. Всему учил молодежь. В боях за Кавказ Калараш применил тактическую новинку, используя горный ландшафт. Ведя неравный бой с истребителями противника, он вдруг переводил самолет в отвесное пике и имитировал падение, скрываясь в глубоком ущелье. Затем неожиданно появлялся в хвосте потерявшего бдительность немецкого летчика и меткой пулеметной очередью сбивал его.

– В 1942 году о нем и о некоторых других летчиках их авиадивизии была статья в «Правде».

Мама с нами эвакуировалась в Саратов, жила у родственников, перебивались кое-как. Он писал ей. Часто с фронта в Энгельс прилетали летчики, передавали от него письма, иногда посылки.

А под Ростовом-на-Дону, когда загорелся самолет командира 236-й истребительной авиационной дивизии генерал-майора авиации И. Д. Климова, он спас ему жизнь, отгоняя от него, летевшего с парашютом, четырех истребителей. Дал возможность командиру приземлиться, хотя у того осталось не перебитыми всего три стропы, сам сел, раненого, в свой самолет и взмыл в воздух. С тех пор Климов, дослужившийся до генерал-полковника авиации, всегда говорил: «Митьке я обязан жизнью».

В этом был весь Калараш! Таких случаев на его счету несколько.

Правда, потом написал: «Если погибну, то погибну Героем, чтоб вам легче жилось». Наивный, он думал, что звание Героя поможет маме вырастить детей. Ничего это не помогло. Помню, однажды гуляем мы с Левкой во дворе, вдруг видим, статный военный летчик! Заходит в подъезд. Левка как закричит: «Папа!» И я за ним. Мы вцепились в этого летчика, повисли на нем. Смотрим, а он – плачет. Ничего не поняли. Оказалось, это был «гонец» из части с плохой вестью.

Мама часто рассказывала, что тогда, в счастливые 30-е, он не давал ей работать. «Успеешь еще наработаться», говорил. Как в воду глядел. К маме еще часто приезжали однополчане, писали письма. Приезжал даже Щиров – тот самый, его ведомый, который был с ним в последнем бою.Мама говорила, что он извинялся, просил прощения за гибель отца. Она не простила. И после его ухода разорвала все фотографии, где Щиров и отец вместе. У нас в альбоме так и остались эти половинки…

У меня лежит заключение военного врача, там так и написано: «Смерть наступила при явлениях асфиксии вследствие сдавливания грудной клетки».

Позже нам написал письмо его однополчанин. Он подробно описал характер ранения: от удара у него оказались сломаны ребра, которые вошли в легкие. Отец не смог дышать, погиб, вероятнее всего (пишет однополчанин), еще в воздухе. Сейчас ребята, которые нашли его самолет, работают в архивах, ищут хоть какое-то упоминание о нем в туапсинских госпиталях. Если не найдут, значит, да, погиб там, в горах, а не умер от ран в госпитале, как было принято считать. Хорошо, что у вас в крае работают такие ребята.

В общем-то их, Каларашей, осталось совсем немного. Все братья и сестры Дмитрия Леонтьевича умерли или погибли в годы войны. Лидия Калараш замуж повторно не вышла. Не смогла найти хотя бы отдаленно похожего на мужа, не смогла никого полюбить. Хотя до конца своих дней оставалась красивой женщиной. Не сменила дедовскую фамилию и Марина.

– Для нас было так важно сохранить фамилию Калараш, – говорит она. – Мой муж Андрей понял это и принял. У него самого много родных воевало на юге под Новороссийском.

– Мы потрясены тем, что в туапсинских горах найдены остатки самолета нашего Дмитрия Леонтьевича, – говорят они. – Нам важно знать об этом все. Ребята из «Кубанского плацдарма» хотят установить на этом месте памятный знак. А нам бы хотелось побывать там.

Конечно, Инна Дмитриевна уже в горы не поднимется. Но Иван, Марина и Андрей – готовы!

Они все благодарны туапсинцам за память об отце, деде и прадеде. За то, что назвали его именем большую красивую улицу, одну из лучших новых школ, за то, что стоит памятный знак на Аллее Славы. За то, что все эти годы искали и нашли тот самолет, на котором он летал. И продолжают докапываться до правды.

Детвора, увидев его, кидалась к нему, и он запросто поднимал нескольких малышей одной левой. А в кармане у него всегда были для них конфеты.

Если выдавалась свободная минута, он шел играть в духовой оркестр, а подчиненным, молодым летчикам, говорил: «Только без баловства!» Он имел в виду, что женатые не должны крутить романы с девчатами. Сам был не такой и другим не позволял.

Всегда одалживал деньги, выручал в трудной ситуации. Он уже в небе учил молодежь самозабвенно. Словно пытался вместе с навыками передать им и свою любовь к самолетам.

Поэтому, когда его хоронили, плакали все, даже суровые летчики. Щирову пришлось труднее всех – на него легла тень недовольства, вроде бы он не виноват, их задачей было не ввязываться в бой, а дать штурмовикам выполнить свою работу, отбомбиться. Что они и сделали.

Но именно его схватил за грудки кто-то из начальства, когда он вернулся из боя, а Калараша все не было. «Куда Митьку дел?» – в ярости кричали Щирову в лицо.

…Калараша обнаружит пехота висящим на парашюте на грабе вниз головой. Тело бережно доставят в часть. И похоронят. А бои продолжатся. Его ученики, друзья, кто погибнут, кто выживет, и станут Героями, и даже как Камозин, дважды Героями Советского Союза. А кто-то, как Сергей Щиров и Вася Сталин, пройдет ад лагерей.

А нам от Калараша досталась его звонкая фамилия, которую знает каждый туапсинец.

И мирное небо.