Живые свидетели Великой Октябрьской революции (или Октябрьского переворота – кому как нравится) и через сто лет напоминают нам об «окаянных днях», и о судьбах интеллигенции России.

Особняки «бывших» – врачи, ученые, художники, военные, в царское время купили на побережье участки земли и осваивали их, как настоящие первопроходцы. Революция застала многих из них именно здесь – и каждый пережил ее по-своему. «Туапсинские вести» уже рассказывали читателям и о даче доктора Лаврова в Джубге и о вилле «Евгения» в Туапсе, и о развалинах имения книгоиздателя Суворина в Ольгинке. Кто помнит — вместе гуляли по особняку инженера Петрова, искали винные подвалы барона Штейнгеля и полковника Квитко. Их смыло волной революции, и эти люди те-перь кажутся похожими на построенные ими дома. Пережившими не только революцию, но и целый век испытаний, выпавших России.

Продолжать учить…. 

О даче доктора Лаврова на территории бывшего санатория «Джубга» и о нем самом нам рассказал много интересного наш земляк, историк, краевед Анатолий Пихун.

– Доктор Лавров – основоположник биохимической фармакологии. В Москве возглавлял противочумный комитет. Профессор, преподавал в университетах и медицинских институтах, автор 2-х томного учебника по фармакологии и токсикологии. Именно это позволяет нам предположить, почему он выбрал участок земли в никому не известной тогда Джубге. Как врач, он высоко ценил климат и воздействие его на здоровье.

У московского врача были два земельных участка, На территории большего участка профессор разбил пре-красный парк и построил дачу. До сих пор растут посаженные им деревья. Этот парк в Джубге – один из самых замечательных. Кстати, впервые в Туапсинском регионе Лавров начале ХХ века начал проводить на своей территории бальнеологическое лечение, хотя сам не часто бывал в Джубге. Он доказал, что кавказские курорты летом и осенью обладают климатом для лечения более благоприятным, чем самые знаменитые швейцарские курорты.

После революции ученый в Джубге не появлялся. В годы перераспределения собственности важно было сохранить жизнь, семью. Жил с семьей в Воронеж, в Одессе, везде продолжает преподавать. Новой власти тоже нужны грамотные специалисты. Но о бывшей даче, конечно, не вспоминали.

А здание это, некогда изысканное, двухэтажное, стало основой здравницы. После революции, то есть после конфискации всех имений, это был корпус номер один будущей здравницы Центросоюза. После, когда здравница расстроилась, и у нее появились другие, более современные корпуса, в даче Лаврова устроили столовую. И говорят, Владимир Высоцкий и Марина Влади очень любили завтракать именно здесь, на открытой веранде, среди колонн, увитых плющом…

Генерал где? 

А вот судьба другого ученого. Александр Иванович Варнек – русский полярный капитан, гидрограф, исследователь Арктики, генерал-лейтенант по Адмиралтейству. Варнек был капитаном гидрографического парохода «Пахтусов», начальником «Первой гидрогра-фической экспедиции Северного Ледовитого океана» (вместе с Колчаком!), автором проекта «Второй гидрографической экспедиции» 1910-1915 года. Его именем мореплаватель Седов назвал пролив на Дальнем Востоке. Он и сейчас обозначен на картах как пролив Варнека. А это наш земляк!

Он вышел в отставку в 1912-м году и мечтал остаток жизни посвятить своему саду, парку, который основал в местечке Кабачок под Туапсе у слияния рек Ту и Кабак, там сейчас пансионат «Сосновый». Варнеку удалось создать в своем поместье уникальный дендропарк. Здесь есть гинкго, магнолии, бамбук, лавр и даже дерево гигантской секвойи диаметром ствола более 1 м, высотой – 18 метров. Жили Варнеки в имении Москалевка – богатый красивый дом, прислуга… Все это пришлось бросить и спасаться. Мы так подробно знаем об этой семье, благодаря воспоминаниям дочери полярника Татьяне. Эти воспоминания издал в 90-е годы фонд Сахарова. А для нас они ценны тем, что, Татьяна – очевидец всех событий, которые происходили в 1918 году в Туапсе. Она, тогда сестра милосердия, возвращалась из госпиталя домой. Как мы помним, Туапсе переходил из рук в руки, и в какой-то момент ей пришлось просто бежать! «Железный поток» (большевистская армия) прошел через Туапсе и пригороды, потом был вынужден оставить Туапсе белым. Вот что пишет Татьяна: «Служащие рассказали, что большевики пришли с рассветом, буквально на следующее утро после нашего бегства. Первое, что спросили: «Где генерал и его семья?» Не найдя нас, расстреляли нашего старого рабочего Фурсова на глазах его семьи.(Они считали, что это он предупредил семью генерала–ред.) Потом они схватили кухарку и горничных, уверяя, что это переодетые генеральша и ее дочери. С трудом остальной прислуге удалось их убедить в обратном. Большой благоустроенный дом понравился, и там разместился штаб. Когда вся живность и весь огород были съедены, отряд поднялся и продолжил движение. Татьяна пишет: «Через дом про-шли сотни людей, и каждый тащил, что мог. После войск пошли обозы с беженцами, так вот они кинулись грабить все, что еще лежало. Рылись на чердаках, в под-валах, копали землю вокруг в поисках кладов. Когда мы вошли в дом, картина нам представилась ужасная: окна все были выбиты, зеркала разбиты вдребезги, мебель, которую не сожгли, порубили, все обивки, занавески сорваны. В кабинете все книги, журналы, фотографии были изорваны в мелкие клочки. У пианино были от-рублены все молоточки, оно было набито тухлыми помидорами. На стенах – безобразие, а по углам – уборная!»

Еще какое-то время они были в Туапсе, куда перебрались, и снова попали под смену власти, сидели в тюрьме, их допрашивали… Как потом выяснилось, некоторых владельцев имений по соседству убили. Когда белые в очередной раз взяли город, семья Варнек сумела попасть на канонерку добровольческой армии, которая перевозила в Крым раненых. Дело в том, что сестра Татьяны тяжело заболела. Ее тоже погрузили на борт. Там она и умерла…

Варнеки эмигрировали в 1920-м году в Константинополь. Полярный герой был вынужден продать награды, полученные за исследования Арктики. В эмиграции переезжал из Турции в Сицилию, потом во Францию. Умер в 1930 году.

От имения остался великолепный парк, которым и сейчас славится пансионат «Сосновый».

Помочь деникинцам отказался

Ученый, почетный член Петербургской академии наук, военный инженер и генерал-лейтенант Николай Павлович Петров, чей прекрасный особняк до сих пор радует глаз в Шепси, был выдающимся инженером своего времени. Он также участник строительства Транссибирской магистрали, сыграл важнейшую роль в решении проложить железную дорогу в направлении порта Туапсе.

Дом, построенный в 1899 году, относительно неплохо сохранился. Уникальная башня, дубовая лестница, украшенные резьбой дубовые террасы, фрагменты лепнины… Здесь любили отдыхать Менделеев с женой, много друзей. Петров не был фанатом садоводства, он просто наслаждался покоем после насыщенной и плодо-творной жизни.

Накануне революции, весной 1917 года он тяжело заболел, доктора его поправили и рекомендовали Черное море. Сюда на свою дачу он и приехал летом 1917-го года. Здесь он и встретил известие о революции.

Петров и не планировал уезжать. Он был слаб, и не считал себя врагом России. Он много сделал для ее развития. За что его расстреливать? Так он и жил еще два года. Но разруха, голод, свирепствовавший тиф, вынудили семью генерала перебраться в Туапсе. Постепенно силы оставляли его, и в первых днях нового, 1920, года он умер.

– Во время похорон, – рассказывает Анатолий Пихун, – воинские почести отдавал отряд юнкеров местного гарнизона, на погребении присутствовали представители городской управы и местной интеллигенции (Туапсе в январе 1920 года был под властью Добровольческой армии А.И. Деникина )

Есть данные, что к больному генералу приезжали представители Деникина обсудить некоторые детали разрушения железной дороги на участке Кавказская – Туапсе при отступлении белой армии. Однако, судя по всему, Петров помочь деникинцам отказался.

Бесстрашный искатель приключений

Имение Андрея Валериановича Квитко находилось на территории современного пансионата «Гизель-Дере». Оно сохранилось благодаря тому, что в нем размещается контора пансионата.

Сам же казачий полковник Квитко (или Квитка, как он сам себя называл на украинский манер) был удивительным человеком. По-соседски он дружил и соперничал с бароном Штейнгелем. (Тоже интересная личность. В 1874 году барон приобрел большой земельный участок под Туапсе, на склонах горы Туишхо. Построил большой дом с винными подвалами, разбил виноградники, посадил сад.)

Квитко тоже разводил виноград — на 14 гектарах! Квиткинские вина были хорошо известны на Черноморском побережье. Например, в 1914 году в Сочи можно было купить четыре сорта вина «Полковника Квитко» по цене 1,1 рубля за бутылку. Когда летом супруги Квитко и Штейнгель приезжали в Туапсе, они постоянно гуляли по удобной тропе, которую расчистили и благоустроили, тропа вела к морю и соединяла дачи Штейнгеля и Квитко. Следы «бароновой тропы» еще кое-где сохранились. И еще – был в имении интересный «водопровод». По керамическим трубам из родника вода текла в колодец, где отстаивалась. Перетекая через верхний край колодца, текла по следующему колену трубы в другой колодец. К дому вода подходила идеально чистой.

До того, как выйти в отставку, казачий полковник бесстрашно воевал, участвовал во многих военных кампаниях, награжден. Обо всем этом оставил четыре книги воспоминаний.

Он пытался покорить Эльбрус вместе с англичанами в 1905 году. Один из первых в Туапсе приобрел автомобиль и даже участвовал в автопробеге Новороссийск-Сухуми в 1903 году. Черноморская газета писала: «Автомобили на Черноморском побережье размножаются. На днях в местную таможню поступил из Франции автомобиль для землевладельца Туапсинского округа полковника Квитко. Автомобиль уже отправлен в Туапсе». А газета «Черноморский край» в августе 1910 года поместила заметку о том, что любитель быстрой езды на горных дорогах полковник Квитко не справился с управлением, в результате чего вся семья полковника и прислуга погибли. Но уже на следующий день газета дала опровержение «В редакцию явился лично полковник Квитко и заявил, что никакой аварии не было». Квитко был одним из инвесторов Варваринского училища виноградарства, виноделия и плодоводства. Вообще семья Квитко жила по ежегодному расписанию. Зиму они проводили на вилле в Италии, весну – в имении Основа на Украине, лето и осень жили на Черноморском побережье.

Гражданская война застала их в Гизель-Дере. О том, что ждало полковника и его жену впереди, мы узнаем из воспоминаний Феликса Юсупова – старшего (их друга): «…Трудно описать, через какие ужасы они прошли. При частых набегах большевиков им приходилось убе-гать и скрываться в горах. Я до сих пор не могу понять, как они остались живы и спаслись, наконец. Пройдя че-рез все это, они не выражали, тем не менее, никакой злобы или ненависти к этим людям…». Квиткам только к зиме 1918-19 года они добрались до Крыма. Оттуда перебрались в Италию, где у них была вилла. Там эта вилла стала Ноевым ковчегом, у них собралось до-вольно много знакомых, – всем они дали приют. Пол-ковник умер в начале 20-х годов, жена пережила его на

20 лет. А их дом стоит в Гизель-Дере до сих пор. Говорят, и огромные винные подвалы сохранились под ним. Правда, вход туда закрыт наглухо.

Бежав, бросили все… 

До революции на мысе Агрия было около двух десятков культурных участков, то есть дач.

– Мы до сих пор участки на горе называем по фамилиям дачников — Бессоновка, Грязево, Масловка, – говорит Ирина Пихтовникова, депутат Новомихайловского поселения, – так в народе сохранилась память о них.

А вот дача книгоиздателя Суворина еще не до конца разрушена.

С белыми каменными куполами, увитыми плющом и лианами, колоннадами, с мозаикой по-лов она похожа на сказку. Более десятка огромных в два обхвата ребристых колонн окружают красивый дом. Величественные ступени скрываются под навесом дикой растительности. Отвалившаяся местами декоративная штукатурка обнажает мощную кладку. Михаил Суворин активно участвовал жизни поселения. Строил дороги, организовал подвоз людей по морю на своей моторной лодке. Анатолий Пихун где-то «раскопал», что на даче Суворина была библиотека в 2000 томов (не удивительно: ведь хозяин – питерский издатель). Все кончилось осенью 1917 года. Газета «Новое время», которую он издавал, была закрыта большевиками на другой день после Октябрьской революции. Суворин бежит на Юг России. Он предпочитает жить на территории, контролируемой белыми (Гагра, Ростов-на-Дону). Продолжает издательскую деятельность, сотрудничает с Деникиным. После поражения Белой армии навсегда покидает Россию. В 1921 году возобновил издание газеты «Новое время» в Белграде. Умер в 30-х годах за границей.

А в его особняке (после починки от разгрома) советская власть организовала санаторий. Кстати в одном из выпусков туапсинской газеты тридцатых годов мы нашли заметку селькора о том, что стоят на горе Агрия разрушенные и разграбленные особняки «бывших». «Надо бы их починить, они могут пригодиться» – пишет автор. Так и сделали.

То, что оставили «бывшие», долго еще служило новой власти. В этих имениях разместились больницы, здравницы, школы, санатории, детские центры. Хотели они, или нет, но все равно косвенно послужили революции. Почему сегодня, сто лет спустя мы так пристально вглядываемся в прошлое? Что еще хотим понять, когда вроде ясно все: у всех одна Родина, все хотят жить, растить детей, любить и каждый день видеть, как всходит и заходит солнце. И что все у Бога мы одинаковые – и красные, и белые, в поле брани убиенные. Помните сон полковника Турбина из «Белой гвардии»? Так почему нет нам покоя? Почему до сих пор спорим мы, кто прав был тогда, кто не прав? Может, сто лет – мало для того, чтобы понять?