На Кавказе, откуда он родом, растет уникальный, скальный дуб. Его древесина особенно ценная, с текстурой, как говорят, плотной концентрации. Он читать дальше
На Кавказе, откуда он родом, растет уникальный, скальный дуб. Его древесина особенно ценная, с текстурой, как говорят, плотной концентрации. Он очень тяжел в обработке, но все, что сделано из этого дуба, на века.
[quote style=»boxed»]Он и свое любимое село Октябрьское обихаживает как лес. Депутат районного Совета, он много лет добивается (вместе с коллегами и властью) ремонтов садика, школы, построил храм… Сейчас его заветная мечта – чтобы у ребят Октябрьского и близлежащих сел был свой спорткомплекс…[/quote]
Судьба нашего земляка Владимира Ашотовича Тертеряна, директора Пшишского лесничества, состоит из такой «древесины», ее не раскололи никакие удары судьбы. Он твердый, как кремень, как этот скальный дуб с родины его предков. И не соленые брызги моря, и не шквальные кубанские ветры закалили его – сама жизнь. Жизнь, которую он отдал лесу…
Самое удивительное – ни его папа, грузчик Адлерского аэропорта, ни мама, уборщица там же, не предполагали, что сын уйдет в лес – пойдет учиться в Новочеркасский инженерно-мелиоративный институт. Его воспитывала улица, а в те послевоенные годы, оттуда было два пути:или в тюрьму, или на тот свет.
Тертерян был лидером. И когда пошел учиться, бросив пацанов и улицу, удивились не только родители. Но как могли помогали ему. Из своей почти нищенской зарплаты выкраивали 30 рублей! Он по ночам работал, а днем старался не спать на лекциях – нравилось ему открывать для себя тайны леса.
И случилось чудо, после института его, молодого специалиста, назначили начальником управления озеленения всего Ростова! Только не учли, что кланяться он не умеет. И не научится. И терпеть несправедливость – тоже.
Но это потом, а пока в Ростове вместе с Тертеряном началась новая эра.
Заметим, везде, где бы Владимир Тертерян ни начинал работать – он оставлял яркий след. В Ростове успел внедрить «зеленые уголки», клумбы-скульптуры – все это во многих городах появилось только недавно. А потом его управление не выделило машину партийным начальникам – и его срочно вызвали в райком партии и разбирали за неготовность к летнему сезону. А за окном было начало марта и снег лежал. Тертерян положил ключи от кабинета и больше в управление не вернулся. Его «сослали» лесничим в кубанскую глубинку, в погибающее лесничество. Через некоторое время он вывел его в передовые.
В 1992-ом, когда партии уже как передовой силы не было, ему предложили Пшишский лесхоз – тоже тогда дышащий на ладан. А у него защемило сердце – это же родные места! Три часа – и ты на родине. Конечно, он согласился. И за десять лет поднял лесхоз.
Даже трудно подсчитать, сколько раз начинал он с нуля. Ведь даже при внешнем благополучии можно назвать «нулевым сбросом» те бесчисленные лесные реформы, когда все их начинания сводились к нулю реорганизациями, новыми законами (отнюдь не в сторону леса).
Только став мудрее, он понял, что бросить ключи на стол легче, чем сохранить свое дело, людей, с кем работал десятки лет, тот самый лес, ради которого он живет. Следующее десятилетие – нулевых – реформенное, для них, работников леса, было не легче, чем бурные девяностые, когда вообще никаких законов не было. Но и сейчас, оставшись с лесничим и его помощником на нескольких десятках тысячах гектаров, он сумел так построить работу, чтобы арендаторы были не чужаками в лесах, а партнерами, вместе делали одно общее дело.
– Сегодня весь лес раздали в аренду, – рассказывает Тертерян, – три арендатора занимаются лесозаготовками, два участка леса отдали под охоту, один – под рекреацию. Остаток – резервы леса. Арендаторы обязаны сохранить лес, восполнить его, а мы – следить , чтобы так и было.
Оказывается, и в наше время в лесах высаживают целые леса! В Навагинском, в специальном питомнике, для этих целей подрастает 40 тысяч молодых дубков! Суть в том, что эти наши, кавказские дубы, семена их были заботливо собраны в нужное время. Их посадили по специальной технологии, в привезенную с Кубани землю. За год дубки вымахали на полметра! В этом году они переселились из питомника в горы. Не все, конечно, а сколько уместилось на шести гектарах. И в следующем году в лесах поднимется молодняк. И через год…
Свой научный метод реконструирования лесов Тертерян разработал давно – еще когда писал и защищал диссертацию. Теперь он знает (доказал в свое время на опытных делянках), что лес можно омолодить не за 100 лет, а за 40 и 50.
Когда ему начинаешь говорить о вырубке леса, он горячится:
– Это все дилетантские разговоры! Лес – живой. Он так же как и все живое на земле, рождается, живет и умирает. Расцвет дерева – до 50 лет, до 100 – так себе, а после 100 оно уже не кислород выделяет, а углекислый газ, больное, гиблое.
Еще один миф развеял Тертерян: оказывается, по расчетам мы не вырубаем и половины того, что надо. Все эти арендаторы, которым доверили лесозаготовки, рубят до 10-15 процентов от необходимого. И это боль лесников, ведь старый больной лес не даст развиваться новому, там не высадишь новые леса, не расчистишь завалы. «Там» это на высотах, куда не доберется трактор.
– В лес давно должны прийти новые технологии, – говорит Тертерян, – вертолеты, специальная техника. Но арендаторы предпочитают работать по старинке – с тракторами и не на высоте. Но это частный бизнес, и мы не можем заставить человека вести его так, как мы хотим. Не можем загнать насильно в горы, вкладывать деньги. Можем лишь контролировать, и вместе с ними восстанавливать молодняк.
Очередной, сороковой по счету свой профессиональный праздник он встретит в дороге. «Мы всегда должны быть в лесу, – говорит он. – Это наш дом. В высшем смысле…»