Виктор Иванович Зорькин, «фронтовой» шофер «Туапсинских вестей», был человеком-легендой, защитником Туапсе, орденоносцем. Мы отмечаем 95 лет газете, а в этом сентябре – и его 90-летие. Если бы он был с нами…
Его рассказы о войне можно издавать отдельной книгой. Они были такими остросюжетными и фантастическими, что порой невольно закрадывалась мыслишка – а не выдумывает ли все это наш Виктор Иванович? Уж слишком много на одного приключений и событий. Но он приносил документы, фотографии, какие-то вещи – нет, не доказать, мы же виду не показывали, а все из-за того же желания поделиться. Как сейчас понимаем, мы казались ему молодыми, боялся, что уйдет старое поколение, а мы, глупые, забудем. Главное в нем было чувство патриотизма, гордости за страну, он, как настоящий учитель, не уставал рассказывать о подвиге народа, о своих однополчанах, о себе, о том, что пришлось пережить. И ведь воспитал!
Дважды доброволец
Виктор Иванович Зорькин дважды уходил добровольцем на фронт. Да, бывает, оказывается, и такое. Первый раз, как все пацаны, побежал в военкомат в июне 1941 года. «Мал еще, – сказали ученику Туапсинского ремесленного училища, – иди, строй оборонительные сооружения перед Туапсе. А исполнится 17 – призовем». Так и вышло. В 17 лет его призвали и отправили в Хосту, где формировались полки (будущие защитники Туапсе). Там-то он узнал, «что 25-й год рождения на фронт не идет, всем, кому 17 лет, – работать в тылу». Зорькин расстроился: опять не повезло. Но рано расстроился: писарь ошибся! Написал ему в красноармейской книжке не его 1925-й год рождения, а 1921-й.
И никому ничего не сказав, он и пошел на передовую… Помните, у Суркова: «Видно, выписал писарь мне дальний билет, отправляя впервой на войну…» Он защищал родной город как свой дом. Приходилось и ходить в атаки, и обороняться, и однажды, когда атака захлебнулась, он несколько часов лежал в холодных водах Пшиша. Высунуться не мог, немцы простреливали реку. Дождался ночи. День этот, 10 ноября, запомнил на всю жизнь. Думал, что это день его смерти. Ничего! Выжил! Ночью подобрали свои, вытащили закоченевшего, еле живого. Отогрели, и (вот что значит молодость!) к утру он снова был на ногах. И снова ходил в атаку.
Его судьбу круто поменяло ранение. Граната разорвалась совсем рядом, осколки изрешетили всего…
Из сочинского госпиталя выписали инвалидом. Он оклемался, какое-то время поработал в Туапсинском порту… и снова пошел в военкомат. А поскольку в порту он работал на буксире – возил боеприпасы в Геленджик – его направили в бригаду подводных лодок…
Ну, Черчилль, ну премьер…
Это был новый поворот судьбы. Именно он привел его к историческому событию, туда, где в 1945 году проходила Ялтинская конференция, и он стал участником событий… Они стояли в Балаклаве – на знаменитой базе подлодок. Премьер-министра Англии Черчилля и президента США Рузвельта только что с Ялтинской конференции привезли сюда, в Балаклаву, под Севастополь, показать бригаду подводных лодок. Моряков выстроили к приезду гостей. Рузвельт в инвалидной коляске остался на берегу и оттуда приветственно махал рукой, а Черчилль поднялся по трапу на огромную плавбазу к морякам.
– Особого мандража и не было, – рассказывал Виктор Иванович. – Черчилль и Черчилль – что с того? Мы, прошедшие войну и навидавшиеся всякого, научились спокойно воспринимать и подарки судьбы, и ее подножки.
Конечно, Уинстон Черчилль, проходя мимо вытянутых в струнку моряков, не мог не заметить 20-летнего Виктора Зорькина. Высокий, статный, чернобровый с пронзительно синими, как море, глазами. Он шел вдоль строя, время от времени останавливаясь и пожимая руку русским военным. Точно так же он остановился напротив Виктора Зорькина. А тот даже не смутился. «Мы же были победителями, – вспоминал Зорькин. – Не сломили бы мы фашистов – стал бы глава сверхдержавы жать руку простому моряку. Он смотрел мне в глаза, улыбался и через переводчика сказал, что восхищен мужеством русских воинов. И протянул руку для пожатия».
Зорькин пожал ему руку. И удивился про себя: рука премьера оказалась очень сильной. Это было настоящее крепкое мужское рукопожатие. «Ничего себе старик!» – подумал Виктор Иванович.
Для него, двадцатилетнего пацана, все старше сорока казались древними.
Привет, Америка!
Это рукопожатие все равно странным образом отразилось на его судьбе. Буквально через несколько недель из бригады отобрали несколько человек для командировки в Америку. Они должны были ознакомиться с американскими кораблями и подлодками, освоить их.
Готовилась война с Японией. А Тихоокеанский флот был оголен. Вообще не было средних и малых кораблей. А Америка готова была чуть ли не весь флот отдать – лишь бы воевали не они, а русские. Вот тогда и поехала в Америку сводная команда.
Представляете – заграница! Для двадцатилетнего парнишки, выросшего в Туапсе, никуда не уезжавшего дальше Сочи – Америка! Другой мир, другой язык, другие нравы. Но они с американцами быстро подружились. Вот только есть их пищу не смогли. В первый день им дали какой-то железный поднос со множеством ячеек, а в них – чуть-чуть горошка, капусты, картошечки, мясо молотое, мясо жареное. Что за чертовщина? Русскому эта «собачья» еда была непонятна. Тогда русские моряки поставили своих коков на кухне, и они готовили им. Так американцы к ним на обеды ходили аккуратно. «Борщ! – выучили ведь, черти. – Борщ! – вспоминал Виктор Иванович. – Любили наш борщ. А через два месяца мы на их кораблях пошли на Дальний Восток».
Без харакири не обошлось
Тут войну с Японией объявили, и война для Зорькина продолжилась. Их дивизион отличился при взятии Южного Сахалина и одного Курильского острова. А делали так: высаживали десант, который все сметал на своем пути. Следом шли они, делали «зачистку» домов, улиц.
Японцы удивили не меньше американцев. «Прикованных к дотам (говорили, что именно так воевали японцы) не видел, – рассказывал Виктор Иванович, – а вот как они харакири себе делали – это да! Однажды взяли мы пулеметную точку (десант ушел вперед, а этот дзот просто обошли). Мы же его обезвредили, и когда уже добрались до пулеметчика, слышим крик. Подходим – он еще живой, но живот распорот и нож торчит. Всякие смерти видели на войне, но такого…»
Удивлялись их нравам. «Идем по улице, навстречу японец. Поравнялся с нами – бух на колени и замрет так, пока мы не пройдем. Мы поначалу поднимать их пытались – ведь неудобно. Потом плюнули.
Был случай, наткнулись на раненого. Оружие забрали, он стонет, нас не понимает. Видим, японка бежит. Мы ее хвать – и на склад, к этому раненому. Она визжит, упирается, думала, что плохое задумали, но мы ее привели к этому раненому, показали знаками, чтоб перевязала, и оставили их. Пошли следующее здание осматривать, не успели зайти, глядь, а эта японка выскочила из склада – и деру. Бросила раненого. Русская женщина никогда бы так не поступила».
Домой он вернулся в 1947 году. После войны еще два года на минном тральщике служил. Вообще-то те, кто служил на тральщике, знают, что это, как рулетка. Мины они вылавливали, заброшенные аж в 1904–1905 годах, там все проржавело, и всякое случалось. Но и здесь ему повезло…
А после войны Виктор Зорькин долго колесил по северным дорогам, прежде чем вернулся в родной Туапсе. Был шофером-дальнобойщиком, строил Колымскую ГРЭС, потом, будучи на пенсии, уже здесь, в Туапсе, шоферил. Последние годы – более 10 лет – работал в редакции, спасибо от нас судьбе за это. И все это – с острой памятью о войне, о Черчилле, о «друзьях-американцах» да «врагах-японцах», да с осколком, который врачи так и не рискнули из него вынуть…
[box type=»info» size=»large» style=»rounded» border=»full»]
Напишем историю вместе
Вспоминая 95-летнюю историю газеты, мы обращаемся к вам, дорогие читатели. Если у вас есть своя интересная история, связанная
с нашей газетой – приходите, рассказывайте. Мы обязательно опубликуем. Если у вас есть ваши фото, фото ваших отцов, которые были напечатаны в газете в 50-е, 60-е годы – приносите эти газеты. И, наконец, тому нашему читателю, кто принесет самый старый номер нашей газеты – хороший приз!
Ждем ваших звонков по телефону 2-82-41.[/box]
