По исторической справедливости над поверженным рейхстагом рядом с красным знаменем надо бы было поднять госпитальный флаг – белое полотнище с красным крестом. Это я понимаю только сейчас, спустя 70 лет после Победы, слушая глуховатый голос Галины Сергеевны Сенкевич – фельдшера по профессии и госпитальной сестры милосердия по судьбе.

[quote style=”boxed”]Госпитали в Туапсе бомбили в 1942 -м так часто, что медперсонал перестал на них обращать внимание. Иначе невозможно было работать. Например, операции или переливание крови никогда не прерывали.[/quote]

«Потерпи, миленький, потерпи…»

Студентка третьего курса медицинского техникума Галка Сенкевич еще не знала, что ад, доставленный в тот день на палубе теплохода «Крым», только начало военной Голгофы. В милом Туапсе стоял июль, месяц беззаботных каникул и ласковых пляжей и середина курортного сезона. Так все и было бы, если б две недели назад не наступило 22 июня. И вот теперь – прогулочный теплоход «Крым», от киля до клотика заполненный болью, запахами крови и гноя – первые полторы тысячи раненых, доставленных в Туапсинский порт. С борта их сгружали матросы – всем экипажем. Из порта раненых везли автобусами и грузовиками, и вот тут немногочисленным медсестрам и нянечкам Туапсинской горбольницы приходилось уже самим управляться. Каждого раненого – а это был рослый кадровый боец, еще не знакомый с военной голодухой – надо было положить на носилки, отнести в палату, коридор или на операционную, перегрузить на кровать или брошенную на пол шинельку и скоренько-скоренько вернуться за очередным «ранбольным», как их именовали в госпитальных документах. От роду субтильная Галка таскала носилки с Настей Тесля, которая хоть и училась курсом старше, но едва ли по грузоподъемности превышала подругу. Перепуганные девчонки глохли от стонов и солдатского мата, после двух десятков ходок бессильные пальцы уже не удерживали носилки, пока они не догадались приматывать их бинтами к кистям рук. Отнеся последнего, они мечтали замертво рухнуть на пол в больничном коридоре, но из операционной в окровавленном халате выглянул доктор Гранников и озабоченно сказал: «Девочки, быстро мыться и одна – на перевязку, вторая – ко мне, ассистировать».

Это был первый транспорт с ранеными, потому они так его и запомнили.
Уже к осени 1941 госпитальные суда пошли в Туапсе сплошным потоком – морские транспортники, несущие на борту по 1,5 – 2 тысячи раненых. За первый год войны госпитали Туапсе приняли около 300 тысяч раненных, 120 тысяч эвакуированных и 2 тысячи оставшихся без призора детей. По всем эвакуационным раскладам небольшой курортный городок должен был бы захлебнуться в этой ниагаре горя. Если бы не они, матери, жены, дети ушедших на фронт мужчин, которые приняли на себя этот гидравлический удар и не дали сорваться эвакуационному потоку в пропасть… «Фронт должен быть спокоен за свой тыл» – эту стратегию женской войны в Туапсе никому не надо было объяснять. Каждый квадратный метр школ, клубов, детсадов, любых свободных жилых площадей был заставлен госпитальными койками, устелен матрацами, перегорожен простынями, за которыми 24 часа в сутки шли операции.
Выпадала ли хоть единожды тебе, читатель, невеселая участь ухаживать за лежачим больным? Одним-разъединственным? Редкое милосердие способно сегодня долго выдерживать такое испытание, иначе отчего хронически не хватает для стариков мест в интернатах для престарелых?

По воспоминаниям военврача М. Марченко, среди бойцов, поступавших с фронта в туапсинские госпитали, 65–70 процентов были тяжелораненые. Тяжелораненый – это означает режим ухода как за грудным младенцем, с той существенной разницей, что кричит и матерится от боли он как ражий мужик, да и подгузников тогда еще не придумали.

Оставшихся в городе студенток медтехникума, как и врачей, на все госпитали, конечно, не хватало. Например, в горбольнице из медсестер работали только они, недоучившаяся акушерка Сенкевич и не успевшая сдать выпускные экзамены фельдшер Тесля, В краеведческом музее города хранится канцелярская папка с воспоминаниями детей военной поры:

«Я часто вспоминаю свое детство в войну… Мама работала санитаркой в госпитале, а там уже не хватало перевязочного материала. Она приносила домой использованные бинты, мы их отстирывали от гноя и крови и сматывали в клубки… А еще помню, как пахло хлоркой и грязными бинтами в госпиталях, где я с одноклассниками давала концерты. Раненые нам дарили кусочки сухарей – я до сих пор помню их вкус». Д.Полякова (Куделина).

«Я и мои одноклассницы были назначены грузчицами на санитарное судно, которое перевозило раненых из Одессы и Севастополя. На каждую из нас приходилось по 250–300 раненых. В плавании нас постоянно бомбили, не раз мы горели и тонули…Сколько же хорошего народу тогда погибло!» В.Щетинина, «Будь проклята война!»

…А кто сегодня вспомнит, например, о подвиге рядовых полевого прачечного отряда, сформированного из десятиклассниц туапсинских школ? Он дислоцировался на «Грознефти» и туда вереницами шли машины с грязным солдатским обмундированием и окровавленным госпитальным постельным бельем. Руки этих рядовых на всю жизнь остались стертыми суровой бязью мужских исподников и едким каустиком. А о комсомольских бригадах юных грузчиц, только в первые 12 месяцев войны в прямом смысле слова принявших с бортов госпитальных судов на свои руки каждого из 300 тысяч раненых?

А потом война подошла к самому городу. И стойкость его обороны в немалой степени была обеспечена мужеством его женщин.

«Смерть летала над Туапсе и швыряла бомбы»

Упорство защитников Туапсе обесценило стратегический успех фашистского «броска на юг». В туапсинском порту Черноморский флот обрел стояночную и ремонтную базу, грозненская нефть без Туапсинского НПЗ годилась разве только для разжигания костров.
«Господи, как же нас бомбили! – лицо Галины Сергеевны дрогнуло – Летом 42 года я не помню ни одного дня без авианалета».

И это не ошибка памяти! В августе этого года Туапсе перенес 112. А в сентябре 120 бомбардировок. Цветущий приморский город был стерт с лица земли. Его население – женщины – ушло в развалины, как первохристиане в катакомбы.
В полетных картах сбитых фашистских летчиков наряду с военными объектами в качестве целей были обозначены десятки наиболее крупных туапсинских госпиталей. И как же часто «белокурые бестии» были точны, атакуя именно эти цели бомбометания с белым госпитальным флагом.

«Госпитали бомбили так часто, что медперсонал перестал на них обращать внимание. Иначе невозможно было работать, – вспоминает Галина Сергеевна Сенкевич – Например, операции или переливание крови никогда не прерывали. И если от разрыва бомбы в операционной вылетали стекла, медсестры бросались на стол, чтобы телом закрыть операционное поле на раненом».

Документы музея донесли до нас скупую и отрывочную военную хронику: доктора Конкина. Бликова, Симакова продолжали работать, уже имея на руках эвакуационные свидетельства. Во время операции была тяжело ранена главный врач госпиталя Ксения Максимчук, убило санитарку Радецкую, работницу столовой Алехину. В хирургическом отделении горбольницы остались только врач Галина Ступаченко, две медсестры (Сенкевич и Тесля – А.Р.) и санитарка. Доктор Симакова вела прием в заводской амбулатории. Когда здание разбомбили, перешла в городскую поликлинику. Когда и в это здание попала бомба, доктор Симакова продолжила прием под открытым небом… Рапорт о потерях после одной из бомбежек: «Убито 14 раненых, медсестры Бабкина и Смирнова и еще 5 сотрудников больницы». Госпиталь перебазировали в помещение детских ясель, но вскоре «юнкерсы» уже пикировали на крышу этого здания.

Часто, отработав 12-часовую смену, медперсонал в полном составе уходил оказывать помощь жертвам очередной бомбежки. Случались трагедии, в возможность которых сейчас отказывается верить разум. Взрывной волной оторвало голову мальчику. Его тело доставили в поликлинику на освидетельствование… и главный врач поликлиники Александра Руденко опознала в нем своего сына… На следующий день почерневшая от горя Александра Порфирьевна вышла на работу – а в порт пришел очередной транспортник с ранеными.

Мы теперь одной крови – боец и я

Эта история из военной жизни туапсинского тыла и ныне кажется ее участникам столь незначительной, что Галина Сергеевна Сенкевич о ней едва вспомнила. Просто одни сутки из хроники долгой войны. Восстановить ее удается по воспоминаниям их коллеги, госпитального хирурга Ступаченко:

«Это началось в самом конце 1941 года. В 12 часов ночи в Туапсе был получен приказ: «Дать для обороняющего Севастополя 120 литров донорской крови». Сроки не оговаривались, но нам стало известно, что за первой партией крови самолет прилетит уже вечером».

Несясь в присланной машине через ночной город, Галина Михайловна лихорадочно соображала, где взять необходимое количество цитрата для консервации и специальные емкости для такого объема крови, Но главное – как успеть найти, обследовать столько доноров, взять у них кровь и подготовить ее к транспортировке. На все про все – 20 часов!

Напомню, продуктовая карточка давала работающему по 12 часов человеку 500 граммов хлеба, иждивенцу – 300. Нет, это был еще не голод, но сводящее с ума хроническое многомесячное недоедание. И этим людям предлагать сдать кровь?

Но вовсе не это обстоятельство казалось трудным. Сложнее было ухитриться глубокой ночью собрать доноров. Тут Ступаченко выручил незабытый навык бывшей пионервожатой: по тимуровской тревоге вскоре она собрала в вестибюле госпиталя два десятка красногалстучных посыльных. Каждый получил несколько адресов уже известных в больнице доноров, а через несколько часов уже заработал врачебный конвейер: рентген-кабинет – узкие специалисты – лаборатория отбора крови. Доноры приходили целыми семьями: матери вели дочерей и невесток. Если кому отказывали по слабости ее здоровья, обиженная устраивала скандал. «Кровная обида» – улыбались врачи.

Кровь сдавали сразу на трех столах. Весь город был в курсе, сколько крови уже удалось набрать. В больницу звонили с судоремонтного, грузчицы из порта – уверяли, что успеют сдать кровь за время обеденного перерыва. С молокозавода привезли необходимую для стерильности лабораторную посуду, пергаментом для упаковки поделили во флотском госпитале, сургуч для опечатывания нашли в редакции местной газеты. Некоторые доноры нитками приматывали к емкостям с собранной кровью коротенькие записки с пожеланиями раненым поскорее выздороветь. Святые записки.

К вечеру в госпиталь прибыл флаг-хирург Черноморского флота Петров. Узнав, что собрано целых 10 литров – ведро! – донорской крови, он не поверил, пока не ощупал опечатанные емкости. А через несколько часов прилетел самолет…

Туапсинский тыл выполнил просьбу фронта – 120 литров донорской крови были собраны в течение недели. А одна из доноров вскоре получила письмо из крымского госпиталя: «Уважаемая товарищ Шебаршина, – писал неведомый военврач, – ваша кровь была перелита солдату, которого я оперировал по поводу ранения в грудь. Я прочитал ему ваше письмо, и он вас очень благодарит. Ваш «крестник» жив и поправляется»…

…Несколько воспоминаний из военной хроники сражающегося Туапсе… А ведь в нескольких километрах от него, там, где в горах целые полгода нескончаемо кипело сражение, были еще полевые госпитали, батальонные и полковые медицинские пункты и служившие там генералами милосердия медсестры и санитарки нередко вместе с бойцами поднимались атаку. Практически каждый из выживших фронтовиков несет в своем сердце благодарную память о той, которая вытащила его, раненого, из огня, перевязала рану, переправила в госпиталь. И о них бы сегодня не забыть, наградить, сказать спасибо.

…Галина Сергеевна Сенкевич и Анастасия Егоровна Тесля жили в спасенном ими Туапсе на соседних улицах. В последние годы ослабевшие ноги уже редко позволяли им выходить из дома. Но первый телефонный звонок дня, так же, как и последний, с пожеланием спокойной ночи у них был друг к другу. А несколько месяцев назад у Галины Сергеевны оборвалась и эта ниточка в прошлое. Осталась только память, и если она напомнит о войне, то самая первая мысль, по признанию Галины Сергеевны, это – война закончилась вчера. И мы победили!

Как живется нашим героям сегодня

Всегда переживаешь, а как сегодня живут люди с таким по-настоящему героическим прошлым. Те, кто в прямом смысле слова, не жалел ни жизни, ни крови ради спасения людей, ради Победы. И перед выходом газеты в канун славной даты завершения Туапсинской обороны, мы пришли в гости к Галине Сергеевне Сенкевич.

«Она совершенно ничего не видит! – сразу предупредила нас младшая дочь Галины Сергеевны. – Мама упала дома и сломала шейку бедра, от болевого шока – ослепла. К тому же сказалось и ранение в лицо… Но какая она у нас все-таки сильная! Через три месяца после перелома стала подниматься, а теперь вот сама ходит по квартире. Только по ее квартире, увы, ходить страшно».

Да, «распашонка» на первом этаже пятиэтажной хрущевки просто «поехала» – плиты стали давать сильный крен. Мы ходили по полу под углом градусов тридцать – сорок. Тут и со здоровыми ногами, и молодому не здорово, а уж совершенно невидящей женщине после такого страшного перелома и вовсе опасно. Потому-то и проводит большинство времени Галина Сергеевна, сидя на стареньком диванчике, коротая досуг со своим Тобиком – обычной дворнягой, который сидит у ее ног и с собачьей преданностью, со всепоглощающей любовью смотрит в незрячие глаза хозяйки. Нет, конечно, у Галины Сергеевны замечательные две дочери, которые практически постоянно находятся возле своей мамы, есть внуки, правнуки. Но, согласитесь, сделать вполне пригодной для нормального житья эту скособочившуюся квартиру на их зарплаты просто не под силу.

– А что, приходили к нам с городской администрации, посмотрели. Говорят, тут плиты менять и полы выравнивать миллионы нужны. Вот поставили «евроокно», а второе мы за свой счет сделали. Квартиру аварийной не признают. Вот и живу, – в голосе Галины Сергеевны – ни негодования, ни укора. Никогда она не просила ничего ни у кого, никогда своими заслугами не пользовалась. А если таким был человек всю жизнь, изменится ли к 91 году?

И глядя на все это, становится грустно от того, как живут наши герои, те, кто был не просто свидетелем горячих и кровавых лет самой страшной войны прошлого века, а кто ковал нашу Победу. Сколько их осталось, если нашей героине уже 91 год, а в пору операций под бомбежками ей было 19 лет? Не хочется верить, что то, как они живут сегодня, в каких условиях – истинное лицо нашей сыновней благодарности. Наверное, те, кто лучше относится к своим героям и становятся в конечном итоге победителями. Значит, есть объяснения тому, что с почетом маршируют бандеровские недобитки по земле, которую когда-то наши деды и прадеды защищали от общего врага.

Близится 70-летие Великой Победы. Так хочется, чтобы как можно больше ветеранов встретили эту святую дату! Пусть живут они долго и в достойных их подвигах условиях.

Зная, что забота о ветеранах, не на словах, а на деле – главный приоритет работы главы района, районной администрации, мы рассказали о житье Галины Сенкевич. Уверены, что обязательно помогут.

Александр Рекеда