С Жан-Клодом Отаровичем мы познакомились на платановой аллее в День учителя. Он, потомственный педагог, правда, не принимал поздравления. Все его ученики остались в Грузии, в древнем городе Мцхета, где проработал он учителем физкультуры более четверти века. Здесь, в Туапсе, он почти столько же проработал инструктором по спорту в одном из пансионатов Туапсинского района.

– Почему Жан-Клод? – спросили мы его.

– Я так и знал! – улыбнулся вместо ответа он. – Я на этот вопрос отвечаю всю жизнь…

А Жан-Клодом, в честь фронтовых друзей Жана и Клода назвал его отец-фронтовик. О Ван Дамме тогда никто и не знал. Да его и на свете не было. А мама, которую отец увез из Франции в Грузию в 1945 году в качестве «трофея» за год до рождения сына, и не догадывалась, каким модным впоследствии у нее родине будет это двойное имя. Впрочем, где она, ее родина? Теперь она уже точно не знала…

…То, что Отари Кобиашвили прибыл с фронта не один, а с женой – француженкой, переполошило весь городок. На нее ходили смотреть, как на диковинку. Люди шли и шли, и родители Отара, сначала безмерно счастливые возвращением пропавшего без вести сына, даже начали тревожиться.

Во время Великой Отечественной войны происходило много удивительных, просто потрясающих историй. История любви простой француженки и бежавшего из плена грузина – одно из таких чудес.
Отари призвали в армию в 1939 году. После Финской началась Великая Отечественная. Под Киевом он был ранен, пока лежал в госпитале – наши оставили Киев. Он, в бинтах, истекающий кровью, достался фашистам. Не добили, потому что думали – сам умрет. Но когда выжил, отправили в лагерь в Германию. По пути удалось бежать, скрывался на ферме французов, так и попал во французское сопротивление.

Во Франции Отари познакомился с прекрасной голубоглазой Жозеттой Дезер. Однажды французские друзья (война подходила к концу) пригласили Отари в гости. Среди тех, кто помогал накрывать на стол, была и Жозетта. Кобиашвили засмотрелся на стройную девушку. Она тоже не сводила с него глаз…
Потом друзья помогли им зарегистрировать брак. Война кончилась, Отари собирался домой. Хотя его друзья, в том числе и Морис Торез, – глава сопротивления – отговаривали его возвращаться. А ее – ругали родители.

– Тебя расстреляют как иностранную шпионку! – увещевала мать.

– Я без него жить не могу! – плакала Жозетта, – если он уедет, я все равно умру…

– Там в домах нет ванны, горячей воды, – звучало как последний аргумент.

Но и это не испугало Жозетту. Когда родители сказали, что запрут ее, несмотря на то, что они с Отари в браке, молодые решились на побег. Она, собрав котомку, в удобный момент выскользнула из дома. И более 30-ти лет никто во Франции не знал, что с ней, как она жила и жива ли вообще…

Когда вагон пересек границу, как в фильме, цветные кадры сменились на черно-белые: за окном поплыли разрушенные города, нищие, инвалиды без ног на каких-то дощечках с колесиками, беспризорные дети… Полностью перевернутая чужая страна. И в курящем, грязном, битком набитом, по-чужому говорящем вагоне, она поняла: даже этого не боится. Потому что за руку ее держит Отар. А уж когда они добрались до Грузии, их встретили по-царски – ведь Отари, бежавший из плена и до самой победы воевавший в интернациональном отряде, считался без вести пропавшим. А тут вернулся герой Сопротивления. Привез документы на французском языке, незнакомый орден на груди. И – жену-француженку.

– Сынок, как же ты с ней общаешься? – спрашивала Отари мать.

Но не знала она, что главные слова «Я тебя люблю» Жозетта давно выучила и на русском, и на грузинском… Потом оба эти языка станут ей родными. А Советский Союз, Грузия – новой родиной.
Но однажды к ним пришли…

– Мне было 3 года, когда к нам пришли, – говорит Жан-Клод Отарович. – Люди что-то искали, переворошили весь дом, а отец ходил за ними и спрашивал: «Что вы ищете?».
Его полностью реабилитировали и освободили из тюрьмы только после смерти Сталина. А Жозетта на четыре года осталась одна с трехлетним Жаном-Клодом и грудной Мегги (она родилась в 1949 году). Они стали для нее годами ужаса. Не раз она вспоминала веселую Францию, и выжить ей помогал родной язык. С детьми она говорила по-французки, и первые слова Жана-Клода тоже были на французском.

А, кстати, Морис Торез, тогда уже легендарный основатель компартии во Франции, однажды приехал в Грузию. И во время приема у первого секретаря, сказал: «У меня тут друг живет – Отари Кобиашвили, мы с ним в Сопротивлении вместе были. Хочу его повидать». И, пока он, прищелкивая пальцами, вспоминал название городка, работники КГБ уже мчались к ним в Мцхету. Все испугались, когда к дому снова подъехали черные «Волги», оттуда , как грачи, высыпали люди и побежали к крыльцу.

– Отца дома не было! – рассказывает Жан-Клод. – Он как раз поехал сестру в пионерлагерь проведать. Потом прибыл Морес Торез, и они с мамой как заговорили по- французки – надо было видеть лица присутствующих! Мама и Торес болтали больше часа – молодость вспоминали. Потом он уехал, а нам через некоторое время хорошую квартиру дали.

Во Францию в первый раз она приедет лишь в 70-х годах, когда узнает о смерти брата.
Потом и Жан-Клод повидает своих бабушку, дедушку, двоюродных братьев и сестер.

– Дед посадил меня напротив себя. Говорил: «Чтоб видеть». И весь ужин не отрывал глаз. Я же был старший внук, о котором они только знали со слов Жозетты. После ужина он повел меня в свои огромные винные погреба. Достал самое древнее вино, которое хранил на самый лучший день в своей жизни, и мы с ним выпили эту бутылку. Дед обнимал меня, что-то говорил по-французски и плакал. Я не понимал и тоже плакал…

К тому времени Жан-Клод уже отслужил в армии, в спортбатальоне. Есть примета: грузины, живущие в горах, поют, живущие внизу – покоряют водные просторы. Увлечение греблей определило выбор профессии. Он работал тренером в спортивной школе, преподавал физкультуру в средней, заочно учился в Тбилисском институте физкультуры. В небольшом городе все знали Жана-Клода, девушки тайно «сохли» по молодому, красивому преподавателю.
Но в жены Кобиашвили взял русскую девчушку – Сашеньку Мельникову, которая училась в соседней школе. Познакомились будущие супруги в кино, когда Александра была еще старшеклассницей. Ее взрослая подруга попросила Жан-Клода проводить их с Сашенькой домой. Проводив обеих, кавалер в шутку пообещал младшей:

– Закончишь школу, – женюсь.

И действительно женился, как только невеста получила аттестат о среднем образовании.
В 17 лет Александра родила дочь Жозетту. Это не помешало ей закончить Тбилисский пединститут им. Пушкина по специальности «Русский язык и литература». В 1980 году на свет появилась вторая дочь – Лали. Она тоже педагог.

– Мы были счастливы, – вздыхает Жан-Клод. – В Мцхете была работа, квартира, мама и отец рядом. Прожив 48 лет в Грузии, я в 1994 году переехал в Туапсе. Очень тяжело было решиться на подобный шаг. В Мцхете меня все знали, уважали, при расставании учителя плакали. К тому времени зарплату в Грузии давно не платили, предприятия остановились. На что содержать семью? Риск был: найду ли работу? На Кубани, к счастью, меня встретили как брата, помогли трудоустроиться. Вначале оформился плотником. Пансионат «Смена» только строился. Потом перешел на работу по специальности – инструктором по спорту.

Так Россия стала его третьей родиной. Приемной матерью, которая обогрела и помогла встать на ноги.
Не каждому так повезет. У него три Родины – Франция, Грузия и Россия. Три родных языка. Три культуры! Мама – француженка. Папа – грузин. Жена – русская.

– Кто же твои дети? – спрашивают Жан-Клода Отаровича друзья.

– Дети Мира! – весело отвечает он.

Судьба, словно закольцовывая круг, вернула Франции то, что взяла. Жозетту. Правда, не ту самую, а ее внучку. Когда Саша была беременна, она молила Бога: «Хочу, чтоб родилась девочка! Хочу, чтоб она была красивой, как бабушка! Хочу, чтоб она жила во Франции!» Так и случилось. Почему 17-летняя Александра так этого хотела?

– Мы все преклоняемся перед Жозеттой, – рассказывает Александра Кобиашвили, жена Жан-Клода. – Она была настоящей красавицей, настоящей француженкой. Никакие тяготы жизни не могли сломить ее, заставить быть не в духе, без прически, согнуться душевно. Она работала воспитателем в детском саду, и, представьте, все дети Мцхеты – из поколения в поколение напевали французские песенки. Говорили «бонжур» и «оревуар» – с настоящим прононсом.

Когда мы с Жан-Клодом только поженились, мой отец признался, что еще он, будучи молодым, с друзьями за несколько километров по утрам прибегал к дому Кобиашвили, чтоб из-за угла, тайком посмотреть, как француженка идет на работу. Какие у нее необычного фасона платья, как она ходит, как держит голову… Все было необычно – но все знали: она безумно любит Отара. А он – ее.

…Жозетта-младшая сейчас живет с мужем во Франции. Попробовали туда на старости лет перебраться и Отари с Жозеттой-старшей. Но прожили всего год. Он тяжело заболел и сказал: «Хочу умереть на родине». Так снова им не сложилось остаться в горах своей юности. Теперь Отари, кавалер ордена Почетного Легиона, и Жозетта, верная дочь Франции и Грузии, лежат рядом в древней Мцхете, там, где Арагви впадает в Куру…