Ирина Скворцова тогда готовилась к Олимпиаде в Сочи. Сегодня, 5 лет спустя, она снова готовится к ней – теперь, в качестве спортивного журналиста. Но пока чаще чем брать интервью, ей приходится их давать. Всем интересна судьба этой девушки, и все пытаются разгадать секрет – в чем же ее сила? Попытались сделать это и мы…

Она толком ничего не успела в бобслее. Но после столкновения на трассе в Кенигзее с мужским бобом-двойкой ее имя узнал весь мир. Во время тренировочного заезда на огромной скорости столкнулись два российских боба. Тогда наша спортсменка, член сборной России, Ирина Скворцова получила тяжелейшие травмы. Девушка почти год пролежала в больнице и перенесла около пятидесяти операций. Виновным в трагедии признан арбитр трассы, который одновременно дал команду на старт двум экипажам. Его имя теперь тоже знает весь мир – Петер Хауль. Как жалко он оправдывался в суде, выторговывая себе меньший штраф. К Ирине в клинику он ни разу не приехал, даже не пожелал поправляться, не сказал : «Прости!» Но мир узнал и о великодушии русской девочки, сказавшей после суда по «делу Хауля»: «Пусть он вернется на трассу. Я не против. Человеку надо давать второй шанс!»

– Чему вас научила ваша история? Что главное вы вынесли из всех испытаний?

– (Задумывается недолго) То, что мои мысли – материальны. Мне нельзя вслух произносить какие-то прогнозы. Тогда, за месяц до столкновения в Германии, были сборы в Сигулде (в Прибалтике), и был первый звоночек. Мы не успели с трассы убрать боб, как услышали скрежет на вираже – уже летел следующий. Мы отскочили. Мальчики едва успели выкинуть снаряд за борт, как пронесся другой. Все выдохнули… А я сказала тогда: «Если боб с бобом столкнутся… Вот это будет жесть…» Так и произошло. Жесть и еще какая.

Еще мгновение – и ее предельно осторожно укладывают на каталку и увозят на скорой помощи. Травмы жуткие, несовместимые с жизнью. Врачи принимают решение сделать укол и ввести пациентку в состояние искусственной комы, чтобы она не умерла от болевого шока, – у нее буквально разорвана правая нога, сильно повреждены тазобедренный сустав, живот.

– Скажи, в те страшные дни ты чувствовала поддержку всей страны?

– Тогда мне было не до этого…Казалось, только что села в боб, и вот я просыпаюсь в больнице. (А очевидцы рассказывают, что во время столкновения Надежда осталась в бобе, а Ирина выпала на лед трассы. Она встала, побежала к перевернутому бобу. Но не успела. В нее на скорости под 130 километров в час врезался другой боб… Но и после этого удара девушка … снова порывалась встать! Ужас ситуации заключался в том, что правой ноги у нее на тот момент уже практически не было. – ред. ) Потом мне сказали, что была авария, и сейчас на дворе уже 13 января. Не могла в это поверить, мне казалось, что сегодня 23 ноября. Этого отрезка в моей жизни просто нет… Я не сразу стала говорить. Я сначала под аппаратами была. Машина за меня дышала. Меня только потом стали потихонечку отключать на какое-то время, чтобы я сама училась дышать. Это было тяжело. Я постоянно говорила, что я задыхаюсь, включите обратно машину. Писала я отдельными буквами, моторика была плохая. У меня такие каракули были. Жалко, листы все выкинули. На память бы оставила. Про ногу мне не сразу сказали. Я до конца не все знала. Ну, попала в аварию, боли были адские. То есть тут сравнивать не приходится. Двигаться нельзя, обстановка однообразная, на улицу не выходишь, постоянно лежа, одни и те же лица. Больше всего выбивали из себя боли. Мне давали только раз в час обезболивающее, которое действовало 20 минут, а 40 минут я просто «лезла на стенку». А сейчас – болей нет, зато понимаешь, что и прежней жизни нет.

Весь последующий месяц поступали противоречивые новости. Состояние спортсменки внезапно ухудшалось, но затем медикам удавалось его стабилизировать. И лишь к середине декабря стало ясно: самое страшное действительно миновало. Пять раз она была на грани жизни и смерти. В то же время начались операции по восстановлению ноги: соединяли раздробленные кости, удаляли мышцы, пересаживали ткани. Ювелирная, во многом уникальная работа…

– А что дальше?

– Наверное, все-таки журналистика. Я уже пробовала себя в роли ведущей «Армейского магазина». Сейчас учусь, видимо, буду работать в программе «Вести-спорт». Хотя очень долго привыкала к камере. Я стеснительная, хоть и стараюсь виду не показывать. Предстоит еще несколько операций, буду делать пластику ноги. Хочу полностью восстановить ногу, жить полноценной жизнью и еще родить. Такие вот цели.

– Тебя не напрягает, что ты нигде не можешь появиться на улице просто так – сразу к тебе подходят люди?

– Уже нет. Когда я в первый раз выехала в коляске – было смешанное чувство. Счастье, что я вырвалась из больничных палат и… новые взгляды людей. Раньше на меня так не смотрели. Тогда я решила во что бы то ни стало встать с коляски. Врачи говорили, что этого делать нельзя, что с моей ногой невозможно ходить даже с костылями. Но в коляску я больше не сяду. И надеюсь, что в будущем и костыли оставлю.

– А если бы тебе сказали, что ты можешь вернуться в спорт, ты бы вернулась?

– Конечно! Даже если открутить время назад, я бы все равно, в 18 лет начала заниматься бобслеем, только постаралась бы избежать такой ситуации.

– Чем же тебя так зацепил бобслей?

– Скорость, драйв. Словами не передать. Я же с детства в спорте. У меня и мама – учитель физкультуры. Со школы выступала на соревнованиях по легкой атлетике за сборную Москвы. Закончила институт физкультуры Был перерыв в спорте между легкой атлетикой и бобслеем, и это было самое мучительное время.

– А здесь, на Красной Поляне, вы в качестве кого?

– Спортивного журналиста. Друг предложил мне поработать на Олимпиаде корреспондентом интернет-портала «Ридус». Позвонили как раз 8 октября, после трансляции, как я несла огонь. Буду задавать не спортивные вопросы, а житейские. Типа… как вам живется на Олимпиаде, нравится ли вам вид из окон, ваши ощущения и так далее. Поскольку спорта много и соревнований много – сосредоточусь на бобслее, фристайле. И хочу вниз спуститься на керлинг. Вот так, готовилась и мечтала попасть на Олимпиаду – и попала! Я же говорю: мои мысли – материальны.

– Ира, все страны с замиранием сердца смотрели, как ты – без костылей – несла Олимпийский огонь. Как же тебе это удалось?

– Сама не пойму! Факел для меня на самом деле оказался тяжелым. Нести на вытянутой руке сотню метров – не смогла. Я это поняла на тренировке. В одной-то руке был костыль! Тогда мне менеджер сказала: «Я буду бежать рядом и не сводить с тебя глаз. Ты мне моргнешь, когда будет невмоготу, я заберу костыль, ты возьмешь факел в другую руку». Так мы и решили. А как я пойду без костыля – не обговорили, как будто так и надо. И вот так и случилось, когда я почувствовала, что рука опускается, я сделала движение глазами. Причем, по-моему, просто посмотрела. Потому что позже, в записи, сколько мы ни вглядывались, никто не видел, чтоб я подала какой-то знак. Но менеджер уловила мой взгляд, якобы прошлась за спиной и в этот момент незаметно забрала костыль. Я, не переставая улыбаться, переложила в левую руку и… пошла. Причем врачи мне категорически запрещают наступать на проблемную ногу. Я бежала и прямо кожей ощущала, как они сейчас возле телевизора костерят меня. Но вроде обошлось.

– Если бы ты не была такая сильная, ты бы не выдержала такое…

– Рядом со мной всегда была моя мама. Брат. Друзья. Моя Москва. Моя страна. Поэтому я была сильная. И сейчас мне придает силы то, что меня помнят и знают. Сейчас я вполне самостоятельная. Живу одна, мне, как инвалиду, выделили квартиру. Сама делаю ремонт, сама убираюсь, учусь, работаю. Даже научилась водить машину.

День у Ирины расписан до минут. Она учится, работает. А каждый вечер – реабилитация у врача, долгая работа над мышцами ног: разминка, массаж, терапия. Домой пациентка добирается только к часу ночи. И так – каждый день. Только в выходные – встречи с друзьями, походы в маленькие рестораны. И обязательно – в театр, который она полюбила. Но только туда, где есть доступная парковка. Долго идти пешком ей пока очень трудно. «Но я над этим работаю», – говорит Ирина.

Ее электронный адрес состоит из одного слова — птаха. Ну да, такая перекличка с фамилией. И все-таки в этом – ее сущность, характер. Такая маленькая, но очень сильная, очень бесстрашная птаха. Верю, она еще высоко взлетит в свое небо.